По воле судьбы - Колин Маккалоу

Говорят, многие хотят видеть его в этой роли. И сам он раздумывает о том уже с год. Правда, еще до того, как Кальвин и Мессала Руф прошли в консулы, он твердо отклонил сделанное ему предложение, но почему-то о нем не забыл. Теперь предложения возобновились, и часть его натуры бурно радовалась перспективе занять еще один чрезвычайный пост. Он и так уже накопил много всяческих званий, буквально вырывая каждое у оппозиции, так почему бы не получить еще одно, самое важное? Но он — Помпей из Пицена. И больше походит на галла, чем на гражданина великой страны.

Несгибаемые приверженцы mos maiorum были категорически против. Катон, Бибул, Луций Агенобарб, Метелл Сципион, старый Курион, Мессала Нигер, все Клавдии Марцеллы, все Лентулы. Непреклонные. Очень влиятельные, хотя ни один из них не поднялся над Римом так высоко, как уроженец Пицена Помпей.

Должен ли он пойти на это? Что сулит выделка этой овчинки? Скорую катастрофу? Или блистательный взлет, достойно венчающий длинную цепь триумфальных побед?

Обуреваемый такими сомнениями, он метался по спальне, слишком большой для него одного и слишком пустой. Его порывистые движения повторяло огромное зеркало из полированного серебра, которое после смерти Юлии он велел перенести к себе в надежде, что в нем еще живы тени ее отражений. Надежды были напрасными, и он перестал обращать внимание на зеркало. Но сейчас вдруг обратил и увидел себя. Остановился, удивленно вгляделся, глаза его увлажнились. Для Юлии он старался держать себя в форме, оставаясь Помпеем ее девичьих грез — статным, подтянутым, мускулистым. Ничего этого больше не было и в помине.

Перед ним стоял пожилой грузный мужчина со вторым подбородком и отвисшим животом. На боках вместо талии складки жира. Знаменитые голубые глаза потускнели и заплыли, нос, сломанный при падении с лошади около полугода назад, стал совсем уж приплюснутым. Только волосы оставались по-прежнему блестящими и густыми, но что раньше было в них золотом, теперь сделалось серебром.

За спиной кашлянул камердинер.

— Да? — спросил Помпей, вытирая глаза.

— Гней Помпей, к тебе посетитель. Тит Мунаций Планк Бурса.

— Подай мою тогу!

Планк Бурса ожидал в кабинете.

— Добрый вечер! — громко приветствовал его Помпей. Он сел за письменный стол, не спеша сложил руки и вперил в визитера свой знаменитый буравящий взгляд.

— Ты припозднился. Как все прошло?

Планк Бурса громко прокашлялся. Он не отличался красноречием.

— После сессии пирушки не было. Без консулов никто о ней не подумал. Поэтому я обедал у Клодия.

— Да, да, но сначала о главном, Бурса! Что было в Сенате?

— Лоллий предложил назначить тебя диктатором, но, когда с ним стали соглашаться, выступил с возражениями Бибул. Он хорошо говорил. После него выступил Лентул Спинтер, потом Луций Агенобарб. Заявил, что ты станешь диктатором только через их трупы. Потом поднялся Цицерон. Еще одна хорошая речь, но уже в твою пользу. Все стали склоняться к мнению Цицерона, однако Катон устроил обструкцию. Председательствовал Мессала Руф, и собрание было закрыто.

— Когда следующее заседание? — хмурясь, спросил Помпей.

— Завтра утром. Мессала Руф созывает его с намерением избрать интеррекса.

— Так-так. А что Клодий? Что ты узнал, обедая у него?

— Он собирается распределить вольноотпущенников по всем тридцати пяти римским трибам, как только его выберут претором, — сказал Бурса.

— Чтобы потом контролировать Рим через плебейских трибунов?

— Да.

— Кто еще был там? Как они реагировали?

— Курион возражал, причем очень резко. Марк Антоний говорил мало. И Децим Брут. И Помпей Руф.

— Ты хочешь сказать, что все, кроме Куриона, одобрили идею Клодия?

— О, вовсе нет. Все были за Куриона. Он просто высказался за всех. Назвал Клодия сумасшедшим.

— Подозревает ли Клодий, что ты работаешь на меня?

— Никто ни о чем не подозревает, Магн. Мне доверяют.

Помпей пожевал нижнюю губу.

— Хм… — Он глубоко вздохнул. — Тогда нам надо подумать, как повести дело так, чтобы тебя не раскусили и завтра. Ибо на завтрашней сессии ты не очень-то облегчишь Клодию жизнь.

Бурса остался невозмутимым.

— Что я должен сделать?

— Когда Мессала Руф начнет жеребьевку, ты наложишь вето на процедуру.

— Вето на назначение интеррекса? — тупо переспросил Бурса.

— Правильно. Вето на назначение интеррекса.

— Можно спросить почему?

Помпей усмехнулся.

— Можно. Но я не отвечу.

— Клодий придет в ярость. Ему нужны выборы.

— Даже если Милон выдвинет себя в консулы?

— Да, потому что он убежден, что Милона не изберут. Магн, он знает, что ты поддерживаешь Плавтия своим влиянием и деньгами. А Метелл Сципион, который мог бы поддержать Милона деньгами, потому что он так связан с Бибулом и Катоном, сам баллотируется и тратит свои деньги на собственную кандидатуру. Клодий уверен, что Плавтий пройдет в младшие консулы. А старшим консулом станет Метелл Сципион.

— Тогда после сессии скажи Клодию, будто точно узнал, что я поддерживаю не Плавтия, а Милона.

— О, умно! — с неожиданным оживлением воскликнул Бурса. Немного подумав, он кивнул. — Клодий в это поверит.

— Ну и отлично! — весело бросил Помпей.

В дверь постучали, и он встал. Планк Бурса тоже поднялся. Вошел секретарь.

— Гней Помпей, срочное письмо, — пояснил он, поклонившись.

Помпей взял письмо, прикрывая рукой печать, и вновь вернулся к столу.

Бурса осторожно прочистил горло.

— Да? — спросил Помпей, поднимая глаза.

— Я… гм… несколько поиздержался…

— После завтрашней сессии мы это уладим.

Удовлетворенный Планк Бурса выскользнул из кабинета, а Помпей, сломав печать, погрузился в чтение письма Цезаря. Оно было коротким.

Пишу из Аквилеи, решив проблемы в Иллирии и собираясь на запад. В Италийской Галлии задержусь. Накопилось много дел в местных судах. Неудивительно, ведь я зимовал по ту сторону Альп. Но хватит болтать. Я знаю, что ты очень занят.

Магн, мои информаторы в Риме уверяют, что наш старый друг Публий Клодий, став претором, намерен распределить вольноотпущенников по всем тридцати пяти римским трибам. Если это случится, Рим пребудет под Клодием до конца его дней. Ни ты, ни я и никто другой, от Катона до Цицерона, не сможет противостоять ему. Да и ничто не сможет. Кроме, разве что, революции.

И она в этом случае действительно вспыхнет. Клодий будет побежден и казнен, а вольноотпущенникам укажут на место. Однако не думаю, что тебе и Риму нужна вся эта грызня. Намного проще не пускать Клодия в преторы вообще.