Дом за поселком - Виктория Токарева

Я думаю, то же самое произошло бы и с Сергеем Довлатовым. Он захотел бы вернуться в Россию, в русский язык. А Лена и дети прижились в Америке. Там лучше климат. Больше солнца. Лучше медицина.

Сергей стал бы жить на две страны: Россия и Америка. Но его плодородный слой — в России. Он бы его питал. Из России ушли прежние безобразия, но появились новые. Сергею Довлатову было бы о чем рассказать.

Однажды я сказала Георгию Данелии:

— Сними фильм по Довлатову. Вы с ним очень похожи. Буквально одно.

Данелия ответил:

— Главное в прозе Довлатова — интонация. А интонацию в кино не передать. Довлатова надо читать, а не смотреть.

Известно, что чем лучше литература, тем хуже кино. Тем не менее Станислав Говорухин поставил фильм по Довлатову. Он назвал его «Конец прекрасной эпохи».

Я смотрела этот фильм с большим интересом, поскольку я люблю обоих — Довлатова и Говорухина.

Станислав Сергеевич недавно умер, и я не успела у него спросить: он всерьез называет брежневскую эпоху прекрасной? Довлатову так не казалось. Эта эпоха обошлась с ним сурово. Она его измызгала и выдавила из страны.

Сейчас другое время. Свобода. Но что-то ушло безвозвратно. И без этого «что-то» трудно дышать. Не дышится.

В последнем своем интервью Говорухин сказал, что ему неинтересно жить. Не потому что он перешел в другую возрастную категорию. Нет. Талантливые люди старыми не бывают. Просто исчезла легкость и бескорыстная дружба между людьми, когда собираются шумные компании и никто не думает о деньгах, а просто радуются жизни здесь и сейчас.

Творцу необходимо признание. Признание — это допинг. Для некоторых допинг — власть. Почти для всех допинг — деньги. Для половины страны допинг — водка. А для писателя допинг — успех, когда его книгу хотят читать и перечитывать.

Попробую применить пушкинские тезисы к Довлатову.

Сергей Довлатов пробуждал чувства добрые — это безусловно. Его герой пьет, фарцует, и тем не менее его любишь. К нему не пристает грязь, как не пристает она к бриллианту. Бриллиант остается драгоценным камнем в любой помойке.

Второй тезис: восславил свободу.

Сергей Довлатов не лез на баррикады, но он презирал власть и ее представителей. Вся проза Довлатова пронизана насмешкой над жестоким веком. Именно поэтому творчество Довлатова оказалось таким востребованным. «Если литература занятие предосудительное, то мое место сидеть в тюрьме».

Милость к падшим. Положительные герои — алкаши. Михал Иваныч («Заповедник»), Жбанков («Компромисс») — это люди, пребывающие на самой нижней ступени социальной лестницы. Но сколько симпатии к этим персонажам. Милость к падшим в прямом смысле этого слова.

Жбанков говорит: «Да я хоть сейчас в петлю. Я боли страшусь в последнюю минуту. Вот если бы заснуть и не проснуться… Вдруг это такая боль, что и перенести нельзя…»

Довлатов отдает эти мысли Жбанкову, но очень может быть, что это его собственное размышление.

Что такое книга? Это слепок души писателя. Если автор злой — это заметно. Бунин был злой. А Чехов — нет. И это отражается в книгах.

Я не хочу сказать, что Бунин хуже Чехова. Злые тоже талантливые. Талант не зависит от характера. Талант — всегда талант.

Эти слова в какой-то степени относятся к Сергею Довлатову. Его четыре тома — это памятник нерукотворный. Он создан не руками, а талантом и трудом.

Народная тропа слегка зарастает со временем. Находятся критики, которые снижают роль Сергея Довлатова в литературе. Я никого не осуждаю. Каждый вправе думать так, как ему думается.

Я с ними не согласна. Я считаю, что душа Сергея в заветной лире прах переживет и тленья убежит.

Сергей Довлатов открыл новую страницу исповедальной прозы, прямого разговора с читателем. Автор создает впечатление простоты, но понять его может только человек, равный ему.

Довлатов умер рано.

Я не представляю себе старого Пушкина, и старого Лермонтова, и старого Есенина, и Маяковского, и Моцарта.

Довлатов все успел. Он написал главное о своем времени. Он просверкнул, как фейерверк.

Взлетела ракета в небо и рассыпалась великолепным огненным кустом. Разве этого мало?