Копия моего мужа - Ольга Джокер

Я даже подумать не могла, что из одной клетки угожу в другую. И тем более не могла себе представить, что человек, которого я принимала у себя в доме, выслушивала, давала женские советы и кормила, окажется предателем.

Когда щёлкает входная дверь я молча выхожу в прихожую, складываю руки на груди и замечаю улыбающегося Иракли. Он протягивает мне пакеты, доверху набитые едой, детской молочной смесью, памперсами и даже одеждой.

— Ты совсем ешь? — спрашивает он чуть прищурившись. — За сутки будто ещё худее стала.

— Мне не хочется, — разворачиваюсь и волочу пакеты на кухню.

Сама знаю, что уже давно похожа на зомби, но ничего с этим поделать не могу — как только пытаюсь проглотить хотя бы кусочек еды, к горлу подкатывает тошнота и я отставляю еду в сторону.

— Как провели день? — спрашивает невозмутимо Иракли, когда проходит следом за мной на кухню и садится на табуретку.

— Отвратительно. Ребёнку необходимы прогулки, — произношу с укором и начинаю распаковывать покупки.

Холодильник буквально завален едой и, честно говоря, я даже не знаю куда ставить новую партию. Но, чтобы унять нервную дрожь, продолжаю это делать.

— Прогулки будут, Лера. Просто напряги немного память…

— Я ничего не знаю! — выкрикиваю громче, чем планировала. — Я была слепой всё это время, понимаешь? Знаю только то, что у Тимура была любовница Маша, которая работала администратором в ночном клубе… Быть может деньги и товар находятся у неё. Или же она знает, куда всё это добро подевалось.

Безвольно опускаюсь на стул и подпираю голову рукой. Сил больше не осталось — ни моральных, ни физических. Помимо того, что я почти не ем, я перестала спать. Чувствую, что мы с дочерью находимся в постоянной опасности, поэтому боюсь засыпать. Боюсь, что однажды проснусь, но уже без неё.

— Маша давно опрошена и изучена вдоль и поперек, — произносит Иракли, глядя на меня пытливым взглядом. — Ты не подумай, что я урод моральный — давлю на тебя или угрожаю. Если бы не ребята без башки, с которыми я работаю, я бы никогда так не поступил с тобой.

— Но поступаешь, — истерично улыбаюсь я. — У тебя же есть сын, Иракли. Сколько ему сейчас? Семь? Восемь?

Иракли кивает и напрягается. Я помню все его рассказы о разводе с женой, о том, как они делили при этом ребёнка. Помню, как больно было Иракли от одной только мысли, что теперь он будет не так часто видеть сынишку, как хотелось бы.

— Амиру восемь, да, — кивает он.

— Представь, что твоему сыну, как и моей дочери сейчас, грозила бы опасность. Скажи мне по-честному, тебе было бы страшно?

Я смотрю в его карие глаза с мольбой. Не знаю, чего жду и добиваюсь, но втайне мечтаю, что он сжалится над нами. Откроет дверь и отпустит, скажет, что это был глупый розыгрыш… Не знаю, что именно, но чего-то жду.

— Поверь мне, Лера, если бы не я, ситуация была бы гораздо хуже, чем сейчас, — вздыхает «друг» Тимура.

В его голосе звучит что-то похожее на сожаление. А я уж и не пойму — с его стороны это игра, либо на него тоже давят?

Иракли будто улавливает мой настрой — осторожно касается ладонью моей руки и слегка сжимает.

— Не волнуйся, я не позволю им трогать Надю. А вот насчет твоей подруги или отца — не могу дать никаких гарантий…

— Уроды! — зло шиплю я и выдергиваю свою руку из его неприятных касаний. — Какие же вы уроды — ты, Тимур и остальная братия! И не могу поверить в то, что с одним из уродов я долгое время жила!

Иракли уходит ни с чем. Обещает, что заедет завтра, просит, чтобы я как следует подумала. И я опять остаюсь одна в четырех стенах. Развлекаю дочку, вывожу её ненадолго подышать свежим воздухом на балкон, а вечерами думаю о том, что медленно схожу с ума. Но начинается утро, новый день и я понимаю, что надо жить ради малышки. Ради того, чтобы когда-нибудь выбраться отсюда.

***

Я сбиваюсь со счёта, сколько времени мы находимся в заточении — день, два или неделю? Перестаю считать, потому что каждый прожитый час здесь кажется мне вечностью.

В один из вечеров, как один похожий на предыдущие, я слышу щелчок открываемой двери. Уже не реагирую на пришедшего Иракли и продолжаю переодевать Надюшку в чистую одежду перед сном. От недостатка прогулок на свежем воздухе она стала плохо спать, и я вместе с ней.

Иракли застывает в дверном проёме, вытирает платком капли пота со лба и произносит:

— Собирайся, Лера. Ты хотела на прогулку — будет тебе прогулка.

Его серьезное лицо трогает едва заметная улыбка, но я настораживаюсь, потому что за окнами темно, а Надюшке пора спать и кушать. И что это за прогулки среди ночи?

— Что с нами будет, Иракли?

— Не надо видеть во всем подвох. Я не играю против тебя, Лера.

Я тяжело вздыхаю и начинаю одеваться, а Иракли выходит из комнаты, чтобы меня не смущать. Он терпеливо ждёт, пока мы соберемся, несмотря на то, что это занимает немало времени. Надюшка трёт глазки и хочет спать, потому часто капризничает и не желает надевать на себя верхнюю одежду.

— Тише-тише, малышка. Всё будет хорошо, — постоянно произношу я, убеждая в этом и себя тоже.

Иракли закрывает дверь на замок, вызывает лифт и спускает нас на первый этаж. В голове одна за другой возникают самые дикие мысли — ударить Иракли чем-то тяжелым по голове и сбежать, едва мы окажемся на улице. Если бы не малышка, я непременно так и поступила бы, но крохотная дочка у меня на руках призывает к благоразумию, хотя бы сейчас.

— Куда мы идём? — спрашиваю, когда понимаю, что никакой прогулки не будет.

Иракли поворачивает в сторону парковки и ничего не отвечает, пока я не сажусь с Надюшкой на заднее сиденье его автомобиля, на котором он нас сюда привез.

— Скоро узнаешь. Немного терпения, — отвечает Иракли и заводит автомобиль.

Салон заполняет «Лунная соната» и мы трогаем с места. По коже пробегает легкий холодок, когда мы петляем по странным неизвестным мне улицам, а затем и вовсе покидаем пределы города. За окнами начинается настоящая вьюга и Иракли сбавляет скорость, осторожно выезжая на загородную трассу. Несмотря на то, что в салоне работает печка, мои зубы отбивают чечетку. Надюшка как назло заходится громким плачем, я пытаюсь успокоить её, но также мечтаю о том, чтобы кто-нибудь успокоил и меня.

Внезапно автомобиль останавливается. Я оглядываюсь по сторонам, выглядывая в окно и понимаю, что вокруг нас — пустырь. На улице градусов десять ниже нуля, с неба падают крупные хлопья снега… становится так страшно, что я теперь не знаю, чего хочу больше, чтобы Иракли нас отпустил или оставил здесь греться.

Прямо напротив нас останавливается машина и слепит нас своими фарами. Я жмурюсь и мотаю головой не прекращая.

— Не отдавай нас им, прошу тебя. Уроды… ненавижу… — прижимаю к себе уже спящую дочку и сильнее вжимаюсь в сиденье.