В Россию с любовью - Сергей Донской

— Я ведь отдыхаю до понедельника, верно? Откуда вам знать, чем я занимаюсь в свое свободное время? Сегодня пятница, впереди два выходных. Многое можно успеть, очень многое.

— Например? — Призрачное отражение Власова бесшумно сместилось чуть правее, где застыло уже на фоне фиолетовых корешков многотомного собрания сочинений В. И. Ленина.

По непонятной причине мало кто из высшего офицерского состава ФСБ избавился от этой дани прошлому. Некоторые убрали свои коммунистические коллекции подальше от посторонних глаз, но все равно можно было поклясться, что почти в каждом высоком кабинете припрятаны бронзовые бюстики всяких Феликсов Эдмундовичей и несметные Марксовы «Капиталы». Без этих фетишей ветераны КГБ чувствовали себя неуютно. Капитан Рюмина из отдела по изучению общественного мнения, с которой Громов был знаком значительно ближе, чем это было необходимо для поддержания чисто служебных отношений, в приступе откровенности как-то пожаловалась ему на своего старенького начальника. Тот перед каждым совокуплением заставлял подчиненную накидывать на плечи переходящее красное знамя, которое сохранилось у него с августа 91-го года. Без этой мантии любовница не внушала ему достаточно страсти. Зато при виде знамени ветеран распалялся, как во время корриды или нового октябрьского переворота. Вот что значат символы былой эпохи.

Поглядывая сквозь прозрачное отражение Власова на корешки ленинских книг, Громов сказал:

— Я постараюсь найти террористов в порядке личной инициативы, которая вам так не нравится. Если это произойдет, то за показаниями задержки не будет, можете быть уверены.

— Угу, — откликнулся полковник за его спиной. — Допустим. Что дальше?

— В понедельник вы докладываете о проделанной работе лично президенту и…

— И? — поторопил Громова Власов.

— И предлагаете ему два варианта.

— Как?! — озадаченно крякнул полковник. Он стремительно направился на свое место, откуда можно было наблюдать за выражением громовского лица. Кресло негодующе взвизгнуло под тяжестью обрушившегося на него тела. — Твои обычные штучки, майор? Но раньше у тебя всегда было три варианта!

— В случае с президентом будет достаточно двух, — невозмутимо произнес Громов. — Или мы все блудливо прячем глаза и продолжаем врать всему миру, что в нашем королевстве все чинно и ладно… Или честно признаем: да, имел место теракт, тут ничего не поделаешь. Но преступники пойманы и ужасно раскаиваются в содеянном. Пусть их судят, хотя бы в той же Америке.

— Почему в Америке? — машинально спросил Власов. Было заметно, что географические подробности волнуют его меньше всего. Что-то он просчитывал в уме, что-то выверял и взвешивал. И с каждым мгновением лоб его, изборожденный задумчивыми морщинами, разглаживался все заметнее.

— У них там, несмотря на прущий из всех щелей гуманизм, сохранились штаты с добрыми старыми традициями, — пояснил Громов. Он понимал, что его предложение уже почти принято, а потому позволил себе расслабиться, сунув в рот сигарету, которую на протяжении последних пяти минут разминал в пальцах. — Там, в отличие от нас, шибко передовых, окончательно смертную казнь не отменяли и отменять пока что не собираются. — Прикурив, он с удовольствием выпустил дым в сторону окна и доверительно сообщил Власову: — В Соединенных Штатах знают толк в законах, этого у тамошних юристов не отнять. Мне почему-то кажется, что американцы и четвертовать могут преступников, если такая блажь вдруг взбредет им в голову. Откопают соответствующий подпунктик в законодательстве какой-нибудь Юты, и будьте любезны на эшафот!.. Могу спорить, что Павел Бородин больше в Штаты ни за какие коврижки не сунется. Даже если ему поручат проведение реставрации Капитолия.

— Так! Попридержи свои фантазии, попридержи! — нервно прикрикнул Власов, но тон его был скорее не раздраженным, а возбужденным до предела.

— Слушаюсь. — Громов плавно поднес сигарету к пепельнице и стряхнул в нее образовавшийся столбик пепла почти трехсантиметровой длины.

Вряд ли закуривший Власов сумел бы сейчас повторить этот фокус. Руки у него не то чтобы тряслись, но и недрогнувшими их назвать было нельзя, это уж точно. Хотелось верить, что подрагивали они от сильного желания сомкнуться на горле террористов, угробивших самолет с гуманитарной помощью. Да только Громову почему-то казалось, что рукам полковника не терпится вытянуться «по швам» во время доклада президенту о молниеносной и успешной операции.

— Слушается он! — проворчал с деланым возмущением Власов. — Дождешься от вас беспрекословного подчинения, как же! Рр-работнички! Вот я тебе запрещаю продолжать личное расследование, а ты глядишь на меня и думаешь про себя: «Запрещай, запрещай! — Полковник хитро прищурился. — Мол, своим свободным временем я волен распоряжаться по своему усмотрению». Есть такое дело, майор? Признавайся!

Громов не придумал ничего лучше, чем опять неопределенно передернуть плечами, но Власов удовлетворился и таким сомнительным ответом.

— Ладно, — сказал он, водрузив очки на переносицу. — Отдыхай, как знаешь. А в понедельник жду от тебя доклада. Не позднее девяти ноль-ноль, усвоил?

Громов утвердительно наклонил голову. Ему все же удалось заручиться поддержкой начальника. Плохонькая она была, эфемерная, однако лучше иметь хоть какой-то тыл, чем вообще никакого. Одно дело действовать с негласного позволения руководства, и совсем другое — на собственный страх и риск. Впрочем, особой надежды на подстраховку у Громова не осталось после следующего заявления Власова:

— Все шишки, которые набьешь на своем упрямом лбу, — полковничий палец нацелился в голову собеседника, — они только твои и ничьи больше.

— Есть! — откликнулся Громов бодро.

— Еще посмотрим, что есть, а чего нету, — многозначительно предупредил Власов. — Что именно, кстати, ты собираешься предпринять?

— Сяду, подумаю. Кофеек погоняю. Говорят, способствует творческому мышлению.

— Кофеек? — Брови Власова недоуменно поползли вверх, и ему пришлось нахмуриться, чтобы вернуть их в прежнее положение.

— Ага, — безмятежно подтвердил Громов. — Набузую себе сразу ведерный термос. Мало не покажется.

— Ну да, термос, — сообразил Власов. — Именно термос и ничто иное. — Он покосился на включенный скрамблер и нахмурился. — Тут вот какое дело, майор… Современная техника, конечно, вещь хорошая, но… — Власов вымученно улыбнулся. — Но она же позволяет прослушивать разговоры, для посторонних ушей не предназначенные. Когда справишься с делом… если справишься, — поправился он, — в Управление торопиться не надо. Позвонишь мне на мобильный. Я сам назову место, где мы с тобой сможем побеседовать без помех.

— Есть! — повторил Громов. Чем сильнее ему хотелось покинуть этот кабинет с застоявшимся воздухом, тем односложнее становились его ответы.

Власов не стал его задерживать.

— Что ж, попытай удачу, майор, — сказал он. — Попытка, она ведь не пытка, это товарищ Сталин верно подметил.