История шпионажа - Санш Де Грамон

«Неэффективность советской разведки всегда удивляла меня. Обычному человеку показался бы невозможным тот факт, что разведывательная деятельность, ведущаяся на такой основе, вообще дает какой-либо результат. Любая разведывательная организация уже закончила бы свое существование. Советская же разведка продолжает свое существование, причем довольно успешное, что происходит, по-моему, только благодаря заслугам агентов на местах и возможностям, которые предлагают коммунистические партии других государств, а не организационным силам Центра».

Одной из крупнейших послевоенных ошибок советской разведки стала неудача в предсказании разрыва Тито и Сталина в 1948 году. Наблюдатели отмечали, что в этом были виновны и агенты, и Центр. Генерал Дьюхерст, бывший в то время военным атташе Великобритании в Белграде, отмечал в своей книге «Близкий контакт»:

«…я бы отнес эту ошибку (то, что разрыв не был предсказан) на счет их разведки, которая менее эффективна, чем о ней думают во всем мире. Их меры безопасности не сравнимы ни с чем, потому что подозрение — часть русского характера, они более склонны к работе. Помимо этого, они не уволили, как мы, специалистов из своего персонала после войны, потому что они считают, что война еще продолжается. Но они слабы в получении данных, потому что это требует большего знания психологии и характера иностранцев».

Поскольку рядом с Тито работали советские разведчики, Сталин потребовал провести расследование причин этого провала. В результате стало известно, что ЦК КПСС регулярно получал сообщения о готовящемся разрыве отношений и игнорировал их. Члены ЦК боялись сказать Сталину о том, что Тито может предать его.

Сегодня замечание Дьюхерста о недостатке у советских агентов знаний психологии иностранцев уже не так ценно. Такие резиденты, как полковник Абель и Гордон Лонсдейл, прекрасно играли свои роли, что позволило им оставаться нераскрытыми в течение многих лет. В прошлом, однако, многие советские агенты открыто проявляли свое презрение к стране, в которой они работали. Василий Зубилин проработал в США в течение 15 лет, иногда под защитой дипломатической неприкосновенности, иногда без нее. Он хвастался агенту контрразведки Борису Морросу: «Я — глава НКВД в этой стране и могу делать здесь все, что хочу, как и в остальных странах мира».

Зубилин предупредил Морроса, чтобы тот не появлялся там, где могут быть русские. Однажды на большом вечере, где присутствовало несколько русских, пьяный Зубилин подошел к Морросу и начал кричать на русском: «Что с твоей памятью, мой дорогой Борис? Разве я не говорил, что тебя не должны видеть с русскими на подобных встречах? Ты хочешь, чтобы все узнали, что ты симпатизируешь нам?»

«Он схватил меня за отвороты пиджака, — писал Моррос, — и прижал к стене. Он направил на меня пистолет, который был у него в кармане… он был пьян, рассержен. „Ты будешь бесполезен для нас, дурак, если станешь известен как человек, близко общавшийся с русскими“».

У Элизабет Бентли был связной, чрезвычайно похожий на Зубилина, он говорил: «Никто не убьет меня. Я нерушим». Однажды он был приглашен на обед, во время которого сказал: «Надеюсь, что еда хорошая. Американцы настолько глупы, что умудряются испортить такую простую вещь, как приготовление пищи». Это довольно необычный способ общаться с американскими коммунистами, которые были завербованы для работы на советскую разведку.

Мисс Бентли отмечала, что еще одной общей чертой советских агентов было соперничество и отсутствие взаимодействия. Она писала: «Они никогда не работают как команда. Работая в условиях суровой дисциплины и бесчеловечного соперничества, каждый агент предоставлен сам себе, каждый пытается сам пробиться наверх. Каждый агент может унизить своего коллегу или распустить о нем грязные слухи».

Такое соперничество — прямой результат быстрого увеличения количества служб, появления организаций, выполняющих одинаковые задачи. Неудивительно, что Центры КГБ и ГРУ получают огромный объем информации, которая требует серьезной обработки, потому что она содержит много ложной информации. Затем готовятся доклады четырех типов. Петр Дерябин говорил, что специальные доклады предоставляют: всем членам Президиума; семи наиболее важным кандидатам в члены Президиума; трем членам правительства, занимающим наиболее ответственные посты; секретарю ЦК КПСС.

Оборотной стороной медали в деятельности разведывательных организаций становится дублирование функций. На слушаниях по ассигнованиям в сенате в 1957 году одного из офицеров Джи-2 спросили, существует ли дублирование функций в ЦРУ и войсковой разведке. Его ответ стал классическим: «Сэр, вполне возможно, что небольшое дублирование есть, но мы полагаем, что лучше повториться в какой-то области, чем пропустить что-либо важное». Это же, кажется, можно сказать и о советской разведке.

Одним из основных различий между разведчиками СССР и США можно назвать положение офицера в обществе. В Советском Союзе это своего рода аристократ с высоким уровнем жизни, хорошей квартирой, машиной, домашним телефоном и очень высоким престижем. В Москве у офицеров КГБ есть свой клуб, они могут получить билеты в Большой театр вне очереди, они быстро обзаводятся дачами в престижных районах Подмосковья. Несмотря на возможность чисток, люди стремятся получить работу в КГБ. Е. А. Андреевич писал в своей книге «Тайные службы СССР»:

«Те, кто не пострадал (во время репрессий)… были щедро награждены и получили такое продвижение по службе, о котором в другое время могли только мечтать. Тех, кто попал под репрессии, сменило новое поколение молодых чекистов. Эти молодые люди локтями освобождают себе дорогу по служебной лестнице, ни на что не обращая внимания. Они применяют все возможные способы достижения цели. В борьбе за продвижение нет никаких принципов. Все, даже самые высокие, посты, стали доступны большинству офицеров, но количество вакансий было намного меньше. Как только в НКВД освобождался какой-то пост, его сразу же занимали. Успех приходил к тем, кто обладал лучшими чертами чекиста: целеустремленностью, решительностью, ненавистью к врагу, преданностью руководству, жестокостью».

В Соединенных Штатах разведка никогда не была престижной. Военные считали ее тупиком для своей карьеры, а гражданские служащие, работавшие в этой сфере, считались неудачниками. В мае 1956 года генерал-майор Роберт Шоу, заместитель директора разведывательного управления по кадрам, сказал комиссии конгресса, что назначение в Джи-2 было «поцелуем смерти» для его карьеры. Только в то время, когда ЦРУ возглавлял Даллес, в эту организацию пришли люди, которые обладали необходимым для такой работы потенциалом.

Чрезмерная централизация советской внешней разведки часто мешает ей. Тысячи людей в Москве контролируют все мелочи, вплоть до того, какого цвета машина будет у агента, и мест, где можно передавать сообщения. Тщательно подготовив резидента, Центр затем делает все, чтобы лишить его инициативы. В конце 1955 года комиссия по шпионажу в Австралии обнародовала так называемые «московские» письма, которые были очевидным примером полного контроля за деятельностью разведчиков. Эти письма по дням описывали работу легальной сети, существовавшей в посольстве СССР в Канберре. Австралийским властям их передал Владимир Петров, дезертировавший в 1954 году.