Марш Турецкого, или 50 шагов следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ - Фридрих Незнанский

- Как прикажешь лечь? Она показала рукой поперек него. Так? Или позволите рядышком?

Саша делал вид, что раздумывает, разглядывая ее, и Карина видела его блестевшие в темноте глаза. Словно у кота. Внезапно, легко приподнявшись, он обхватил ее под мышками, кинул себе на грудь, а жадные их губы сами нашли друг друга…

Сон у него был глубоким и чистым. Никаких сновидений погонь, стрельбы, кошмаров и утренней усталости. Открыв глаза, он сразу увидел рядом спокойное и загорелое тело Карины, отметил детски умиротворенное выражение ее лица, вытянутые, словно в застывшем поцелуе, губы и капельки пота на виске.

Вспомнил едва ли не последнюю фразу, сказанную им ночью, когда они, утомленные, тихо лежали рядом, держась за руки и глядя в потолок.

- Каково будет, если сейчас кто-нибудь войдет и увидит эту впечатляющую картину? Он вложил в свой вопрос максимум юмора, заранее предвкушая ответ.

- Увидят, что я безмерно счастлива…

Он внимательно посмотрел на нее, приподняв голову, а она лишь молча закрыла глаза…

И вот теперь, увидев ее всю, но уже при свете солнца, пробивающегося сквозь прикрытые гардины, эва! спохватился он запоздало, потому что отчетливо помнил засыпая: окна были открыты, Саша восхитился таким соседством. Аккуратно прикрыв Карину простыней, он тихо встал с дивана и отправился в ванную.

- Хорош! сказал сам себе. Счастье ее, что не видит…

Волосы стояли дыбом, лицо было потным и красным, а в глазах было столько счастливой дури, что стало даже как-то неудобно.

Он умылся, причесался и только потом посмотрел на часы: половина восьмого. Да-а… Норма, точнее крайняя точка отсчета, обычного рабочего дня. Но ведь воскресенье же сегодня, свободный день! Так какого черта?

Саша заглянул на кухню, где был наведен относительный порядок, отыскал начатую бутылку шампанского, плеснул в два бокала и вернулся в комнату.

Карина лежала, натянув простыню до подбородка, и смотрела на него темными большими глазами.

- Мне вдруг показалось, что ты ушел.

- Але-оп! сделал он широкий жест кистями рук и подал ей бокал. Прошу, первый глоток самый вкусный. Сразу после поцелуя…

- Знаешь, о чем я вчера мечтала?

- Может быть, откроешь свою тайну? ответил он, ставя пустые бокалы на столик возле дивана.

- Я всеми силами старалась забеременеть…

Саша не поверил своим ушам и попробовал все перевести в шутку. Поэтому спросил с удвоенной серьезностью:

- И как, получилось? Ведь ты помнишь, я очень старался!

- Дурачок, я же всерьез.

- А зачем это? У тебя двое наверняка прекрасных детей. Они, кстати, где?

- На юге, у мамы… Лето же… Дело, Сашка, не в них, а именно в тебе. Я хочу, чтоб мой сын был очень похожим на тебя. А когда он уже будет, может быть, и ты полюбишь меня… Как я тебя люблю… прости! Она ткнулась носом в подушку.

Не зная, что ответить, он стал просто гладить ее по шелковой, атласной, бархатной, по этой невероятно… женской спине…

- Но ведь у меня есть жена. И дочка, сказал он наконец.

- Если бы они тебя любили, они были бы с тобой, а не у черта на куличках, ответила она резко и почти со злостью.

- А… ты уверена?

- Я уверена только в одном: я люблю тебя. И могу, понимаешь, могу сделать тебя счастливым. И уж от меня бы ты никуда не бегал. Я Нинке завидую.

- А я Грязнову, улыбнулся Саша.

- Но я еще не знаю, что нужно сделать, чтобы мы оба им не завидовали.

- Я тоже, Каринка.

- А может, решимся, Сашка? Трое детей гораздо лучше, чем двое. А я еще могу, и даже фигуру не испорчу… для тебя. Чего молчишь?

- Я думаю.

- Над чем?

- Сразу начнем или порепетируем…

- Ох, да мне все равно, лишь бы ты был… Как я по тебе соскучилась, ты ведь даже представить себе не в состоянии. У меня после тебя, с того дня, никого не было. Никого. Не то говорю. Почему ты пропал? Даже не позвонил. Хоть бы привет передал…

- Принести еще шампанского?

- Это ответ?

- Нет, скорее, подготовка.

- К чему?

- Сам еще не знаю. Не торопи.

- Я не тороплю. Я просто хочу, чтоб ты все знал. Все до конца. Но я не хочу брать тебя за горло. Когда сильно любят жалеют. Я жалею.

- Да, знаю, есть такое хорошее русское слово. Оно иногда больше любви. Честнее, во всяком случае.

- А ты, дурачок, еще сомневаешься… Неси шампанское.

- Последний вопрос можно? На засыпку.

- Валяй, хитро улыбнулась Карина.

- Это ты ночью шторы закрыла? Вечером были открыты

Она с удивлением посмотрела на окно, соображая.

- Нет, я не могла. А ты сам?

- Значит, народу удалось подглядеть твое счастье, хмыкнул он и показал ей нос.

- Сашка, серьезно погрозила она ему пальцем, это я тебе одному сказала, в первый и последний раз, понял?

День уже заканчивался, но Турецкий хотел еще заскочить в городскую прокуратуру и отметить командировку.

Вдвоем с прокурором города, симпатичной украинкой, они позвонили начальнику собеса. Растолковали ему, в каком бедственном положении находятся родители погибшей Алены Ветлугиной, ставшей в последние недели почти что национальной гордостью. Тот обещал лично оформить доверенность на вступление в права наследства на кого-нибудь из своих сотрудников и отвезти в Москву и найти местного богатея поприличнее, кто бы мог оплатить сиделку.

Прокурорша уговаривала задержаться на день, намекала на красивые места отдыха, которые сохранились от партийных времен. Но Турецкий, почувствовав, что за день уже провернул все дела, стремился в Москву.

С помощью той же прокурорши он без проблем взял билет на самолет Симферополь Москва, вылетавший завтра в два часа. К этому времени он как раз успеет, если выедет из Феодосии утренним автобусом.

На феодосийской части дела можно было ставить точку.

Темнело. С моря потянул прохладный бриз, и в воздухе запахло солью. Турецкий шел по притихшим феодосийским улочкам, размышляя о том, как хорошо и тихо тут живется после утомительной московской сутолоки. Мир да гладь да Божья благодать. Неудивительно, что старики Ветлугины не желали переселяться отсюда в столицу.

А тихо как! Турецкий остановился и прислушался. Вдалеке отчетливо различил шум прибоя. А ведь к морю он так и не сходил. Зря только Ира старалась, искала мужнины плавки. Где-то на горе послышался лай собаки, ей немедленно ответило несколько других собачьих голосов. Откуда-то из увитого виноградом дворика раздался смех. Добрые, хорошие шумы небольшого городка.