Этот мой джаз - Михаил Кулль

Квинтет «Синяя птица» – Михаил Кулль, Дмитрий Шурин, Валерий Липец, Геннадий Литвак, Евгений Майстровский. Фото Г.Хатина

После нас выступило «Кельмер-трио» – скрипка, бас и фортепиано. Все ребята чрезвычайно грамотные, им, впускникам музыкальной академии, профессионализма не занимать. Конечно, можно было придираться к отдельным моментам, особенно во фразировке, скрипача Авнера Кельмера. Но в целом впечатление хорошее, особенно понравился пианист Шай Маоз. Такое впечатление, что умеет всё, но очень сдержанный, даже скуповатый, и с очень хорошим вкусом. А потом – потом на сцену вышли звезды со всех концов земли. «Наших» представлял Роберт Анчиполовский, Латвию (Ригу) – тенорист и флейтист Денис Пашкевич, Россию – Пронь, Разин и Иванушкин, Германию – Клаус Кугель. И началось. Хороший джем на темы знаменитых стандартов в стиле, приближающемся к авангардному джазу. Достаточно сказать, что самым традиционным и умеренным был Роберт. Разин и Иванушкин выделывали аппетитные кренделя, в этом им помогал Кугель, бывший явно слабее при уходе от привычных ему фриджазовых композиций. Несомненным лидером, как и в ансамбле с Ганелиным, был Пронь, которому, видно, эта роль привычна и приятна. Он использует несколько инструментов – трубы, корнет и флюгельгорн, и на каждом находит свой особый язык. А с этой точки зрения – настоящий музыкальный полиглот. Ребята хорошо завелись и завели зал. На этом подъеме концертный день (вечер) 30 ноября и завершился. Люди выходили из зала в прохладный поздний иерусалимский вечер, и я уверен, что большинство продолжало явно ощущать внутреннюю пульсацию в ритме последней композиции.

Михаил Кулль. 2008.Фото Г.Хатина.

Мой следующий визит в Иерусалим состоялся на следующий день. Пропустить было нельзя. Предстояло услышать неслыханный эксперимент, затеянный Славой Ганелиным. С ним в дуэте должна была выступить Ирина Беркович, известная академическая пианистка очень высокого класса. Как рассказывал Ганелин, они обсудили только номера программы и опробовали совместное пребывание на сцене для того, чтобы почувствовать характер будущего взаимодействия. На сцене стояли два рояля, на одном из которых, заднем, рояле Ганелина, находился и синтезатор. Прозвучали четыре композиции: фрагмент из клавирного «Итальянского концерта» Баха, «Благородные и сентиментальные вальсы» Равеля, 9-я Соната Скрябина и моцартовские «12 вариаций на тему французской песни». Я не буду даже пытаться описывать, как выглядело все выступление. Слава очень деликатно, хотя порой и достаточно энергично сопровождал исполняемые Ириной подлинные авторские «тексты». А мое впечатление усиливалось тем, что я сидел, почти не видя Ганелина за Беркович. И было полное ощущение, что в ее руках был какой-то фантастический инструмент-оркестр, звучавший так, как этого не было никогда ранее и вряд ли случится еще. Дуэт был заряжен высочайшим вкусом и пониманием друг друга. Почти часовое чудо состоялось.

А потом на сцену вышел Борис Гаммер, выведший за собой молодого гитариста Илью Сельцова и уже хорошо известных и упомянутых Липеца и Майстровского. Это был «Клезмер-джаз», весело, с прибаутками комментируемый самим Гаммером. С рассказами о его папе-одессите, некогда гулявшем по Одессе с молодым Утесовым и напевавшем нечто под названием «Берлин», оказавшееся популярным стандартом «Softly As In A Morning Sunrise», который квартет не преминул исполнить. Всё было очень весело, при несомненном лидерстве Бориса, много игравшего и на кларнете, и на его явно новой игрушке – сопрано-саксофоне, выглядевшем особенно миниатюрным, т. к. он классической саксофоновой формы, «загнутый». Гитарист хорошо стилистически вписался в ансамбль, был неплох и в соло, и в аккомпанементе. В одной пьесе, мрачно-ладового свободного характера, явно по-колтрейновски доведенной до трагической кульминации, прекрасно прозвучал тенор-саксофон. По завершении ее исполнения Гаммер сказал: «После этого шутить не хочется». Но отделение кончалось мажорно и жизнерадостно, вполне в духе клезмерской музыки, не лишенной «слез сквозь смех».

Заключительное отделение было отдано привезенной Валерием Копманом большой сборной рижской команде в составе Иоланта Гулбе, певица, Денис Пашкевич, тенор-саксофон, Мадарс Калниньш, ф-но, Нефф Иризари, гитара, к которым присоединились бывшие рижане Борис Гаммер, Нахум Переферкович, ф-но, Виктор Фонарев, контрабас, плюс проживший несколько лет в Риге пианист Семен Липкович, плюс не имевший к Риге никакого отношения ударник Евгений Майстровский. Под названием «Рижский бальзам», естественно, автором которого был Мак, эта сборная устроила достаточно интересный джем-сешн. Начали с близкой к фри-джазовой композиции, частью которой, лучше всего прозвучавшей в исполнении Иоланты, приятно сопровождаемой Гаммером и Пашкевичем, была известная латышская народная песня, известная под русским названием «Вей, ветерок». А дальше пошла джазовая классика всех видов и возрастов. Как нам рассказывал Копман, он привез сильнейших на сегодняшний день музыкантов. И вправду, в целом все были хороши. Певица выглядела вполне солидно и уверенно, хотя я был бы не против услышать в ее исполнении еще что-нибудь более традиционное, чтобы убедиться в ее джазовости. Пашкевич почти ничем не отличается от многочисленных, хороших, но не очень разных последователей Колтрейна. Больше всего из визитеров понравился пианист Калныньш. Музыкант высокого класса, уверенный, знающий, но не выкладывающий с первых тактов все, что ему доступно. Явно наделен хорошим музыкальным вкусом и трудно сказать, находится ли он под явным влиянием кого-нибудь из признанных мэтров рояля. Гитарист находился на вторых ролях, но всё делал правильно. А симпатии мои все-таки остались на стороне «нашего» рижанина, симпатичного Нахума Переферковича, наделенного нескрываемым юмором и не делающего из музыки глубокой философии, особенно на недостаточно глубоких местах. Умеющего практически всё, прекрасно аккомпанирующего любому солисту и в любом стиле. Как всегда, был спокоен и убедителен Виктор Фонарев, вроде бы мало заметный, но абсолютно правильно выполняющий очень сложную функцию, которая возложена на любимый мной контрабас. Сеня Липкович слегка выпадал из стиля, присущего всем участникам состава, но его фрагменты освежили порой надоедающие ладовые экзерсисы саксофонистов. Ну а Гаммер – он и в Африке Гаммер. Разве что соло на сопрано вполне можно было сократить.

«Альянс» – Слава Ганелин, Борис Гаммер, Виктор Фонарев, Денис Пашкевич. Фото Г.Хатина

На джем в кафе «Бирман» я не поехал, говорят, что было весело. А не присутствовать на заключительном концерте было ну никак нельзя. Приехал, когда Юлия Фельдман уже начала петь. И пела очень здорово, легко, естественно и даже, как это ни странно для джаза, нежно. И хорошие композиции, и хорошие разработки Юлии. Квартет – вокал плюс фортепианное трио – звучал очень сыгранно, отрепетированно, но без малейшего напряжения, даже с какой-то беспечностью, присущей молодым ребятам. Очень приятно, что таких учат этой музыке и учат вполне успешно. А следующим был «Боб-секстет» известного в Израиле скрипача (и контрабасиста) Владимира «Боба» Юрочкина в составе из… семи музыкантов. В анонсе их жанр был назван «иерусалимским фьюжн». Фьюжн был, но иерусалимским было только место жительства большинства участников. На мой, не вполне просвещенный взгляд традиционалиста от джаза, это был в целом типичный перепев стилистики, например, Хэнкока с хорошо организованными тутти и достаточно скучными, если не надоедливыми, длинными соло в духе уже многократно упомянутого Колтрейна и его именитых последователей. Даже пианист Яков Муравин, очень понравившийся мне на одном из первых фестивалей, выглядел как зараженный инфекцией превращения музыкальной композиции в нескончаемые упражнения со столь же нескончаемыми хроматическими секвенциями. Таков же был и лидер, Юрочкин, внешне весьма экзотического облика, но настолько обднообразный во фразировке, что можно было предсказать его очередную фразу. Еще раз: вполне вероятно, что я что-то не совсем правильно понимаю в их музыке, но джазовый авангард мне иногда гораздо ближе, чем их уже сравнительно традиционный фьюжн.