Психология в кино - Татьяна Салахиева-Талал

Если герой в процессе фильма преодолевает невротические механизмы, то и зритель вместе с ним продвигается к эмоциональной кульминации и полному контакту со своими переживаниями и с миром.

Механизмы прерывания контакта – это невротические процессы, нарушающие естественное контактирование организма с окружающей средой. Приведенная в этом параграфе концепция на глубоком психологическом уровне описывает, какими разными способами человек способен прерывать процесс удовлетворения своих истинных потребностей. Каждый из описанных невротических механизмов может лежать в основе драматургических изъянов героя или стать хорошими дополнительными штрихами к его психологическому портрету.

Каждой фазе контакта соответствуют свои механизмы. Основные из них – это конфлюэнция, интроекция, проекция, ретрофлексия, эготизм.

Конфлюэнция (слияние) – это механизм прерывания контакта, при котором стирается граница между «Я» и «не-Я», между человеком и окружающей средой / другими людьми. «Я» как будто растворяется, а вместе с ним – и личные желания, чувства, переживания, потребности. В речи вместо «Я» употребляется местоимение «Мы».

В некоторых ситуациях такое слияние является совершенно естественным и здоровым процессом. Патологическим оно становится, когда превращается в главный способ построения отношений человека с миром, лишающий выбора и препятствующий осознанию и реализации потребностей.

Примером здоровой конфлюэнции является слияние матери с новорожденным младенцем. Это эволюционный механизм, без которого невозможно выживание малышей. Матери младенцев часто говорят: «Мы покушали», «Мы покакали», «Мы хорошо поспали», имея в виду не себя, а ребенка: «Я» младенца еще не сформировано, а «Я» матери подавляется как необходимое условие полного посвящения себя уходу за малышом. Главная потребность здесь – выживание и развитие малыша, и слияние обеспечивает эту потребность в полной мере.

Еще одно проявление здорового слияния – это влюбленная пара на первом этапе отношений. Конфлюэнция в этом случае тоже является необходимым эволюционным механизмом: для составления пары и продолжения рода различия между двумя должны быть стерты. Этот механизм заложен в нас природой на самых глубоких уровнях физиологии и психики: яйцеклетка и сперматозоид должны слиться и стать единым целым, чтобы зародить новую жизнь. В начале отношений мы концентрируемся на том, что нас объединяет, на сходстве друг с другом, игнорируя различия и расхождения. Под сильнейшим действием определенных гормонов мы стираем границы между нами, сливаемся с любимым в счастливом «Мы». Это абсолютная норма начала отношений и создания диады. Если каждый ставил бы свое «Я» в приоритет, больше всего заботясь о собственных границах и интересах, пары распадались бы вскорости после знакомства и человечество бы вымерло.

Как уже упоминалось в одной из предыдущих глав, слияние также является естественным способом отношений для общества в период войны: индивидуальные желания и нужды членов социума подавляются, всех объединяет общая насущная потребность – выживание.

Во всех этих примерах слияние способствует удовлетворению актуальных в конкретный момент потребностей, а значит, является творческим приспособлением – адаптивным и жизнеспособным.

Конфлюэнция становится патологической, когда для дальнейшей полноценной жизни и развития человека на первый план должны выходить индивидуальные потребности, но этого не происходит. «Мы покакали» умиляет в случае с трехмесячным малышом, но вызывает неприятие и шок, когда речь идет о 40-летнем «сыночке».

Если слияние как способ отношений с миром превращается в привычку, а человек так и не проходит сепарацию, то он не обнаруживает свои границы и не формирует собственное «Я». Чтобы жить в слиянии, он учится блокировать свою чувствительность, игнорировать различия, становится глухим к своим потребностям и может существовать, только если ассоциирует себя с «Мы».

Если обратиться к циклу контакта, то прерывание происходит еще в самом начале фазы преконтакта (рис. 5.2): ощущения не распознаются, сигналы блокируются, потребность не выделяется, энергия и возбуждение не растут. То есть процесс удовлетворения своих потребностей не происходит – человек попросту не умеет их выявлять. В психологическом смысле он попросту не проживает свою жизнь.

Очень частая для постсоветских стран история – семья, состоящая из матери-одиночки и ребенка. Поскольку в семье нет здорового треугольника и в нужный момент мама не переключается на папу, то ее связь с ребенком не ослабевает и они продолжают существовать в слиянии. Бывает и наоборот: папа есть, но мама плотно слита с малышом, и через несколько лет, если ситуация не меняется, папа устает жить на периферии семейной системы и уходит из семьи вместо того, чтобы попытаться что-то изменить. Уход отца только усугубляет ситуацию – мать «утоляет» свое одиночество ребенком, который становится ее символическим партнером. Такое бывает и в полных семьях, где папа остается на периферии, дистанцируется от жены с ребенком, которые образуют симбиоз на долгие годы. Мне не раз приходилось слышать от мам фразы: «Мы закончили школу», «Мы поступили в институт», «Мы вышли на новую работу». Для матери жизненно важно сохранять это «мы» – она за долгие годы разучилась жить своей жизнью, и отделение ее страшит. Для выросшего же ребенка продолжать это слияние – значит отказаться от своей жизни, психологически «умереть».

Ребенку, растущему в условиях конфлюэнции, попросту небезопасно проявлять свои индивидуальные потребности, и слияние становится творческим приспособлением в его отношениях с мамой – его чувствительность к своим эмоциям и желаниям «отмирает» за ненадобностью. Цена за индивидуацию высока – часто речь идет о здоровье и даже о жизни матери.

Отношения в слитой паре регулируются связкой чувств «вина/обида». Как только один делает попытку выхода из слияния, второй тут же пытается вернуть его обидой: первый сразу чувствует вину, и чаще всего это останавливает его отделение.

Обида и апелляция к чувству вины может носить разные формы, например выглядеть как сердечный приступ. Сколько матерей начинают тяжело болеть, когда их дети делают попытки сепарации. Это культурные коды постсоветского пространства с коммунальным прошлым, в котором понятия «границы» попросту не существовало. Увы, во многих семьях по умолчанию «уйти в свою жизнь» означает «убить мамочку».

Поскольку зачастую вертикальная сепарация (отделение от родителей) не происходит, а жить как-то надо, то ребенок, став взрослым, попросту «перепрыгивает» из одного слияния в другое, то есть сразу заключает брак. Естественно, не обретя своих границ, он любые значимые отношения выстраивает по типу слияния, образуя новое «Мы» с супругом. Мать, как правило, не смиряется с такой ситуацией, вступая в жесткую конкуренцию с мужем или женой своего великовозрастного ребенка. Мне известно много анекдотических и одновременно трагичных примеров таких слитых отношений.