Французский поход - Богдан Сушинский

Рыцари допили вино и спустились во внутренний, обнесенный деревянной галереей дворик. Пройдя его, оказались в комнатке, очень напоминающей келью, а уж из нее, по тайному ходу, о существовании которого сами никогда бы не догадались, попали в довольно просторный, хотя и окутанный мраком, зал, где не видно было ни одного окна, а воздух поступал по каким-то незримым отдушинам.

Когда шевалье зажег светильники, рыцари осмотрелись и поняли, что весь этот зал вырублен в скале и находился уже как бы за пределами замковой стены. Вот почему никому и в голову не могло прийти, что в Шварценгрюндене есть еще какое-то помещение, кроме тех, что находятся в двух его дворах.

Все в этом зале было отмечено печатью вечности: длинный дубовый стол, грубо сработанные из красного дерева кресла, два камина с пробитыми сквозь толщу скалы дымоходами; несколько ниш-келий с узкими проходами, в которых рыцари могли долго сопротивляться врагу.

— Из этой темницы существует и второй, потайной выход? — спросил граф де Моле.

— О котором вы сможете узнать лишь после того, как выясним, что привело вас сюда, — рассмеялся своей вулканической гортанью де Куньяр. — И запомните: выбраться отсюда вы сумеете только вслед за мной. Или же вслед за мной погибнете.

Граф с интересом осмотрел целый арсенал развешанного по стенам и хранящегося в специальных нишах оружия. Здесь было все: от древних луков и арбалетов — до новейших английских пистолетов и ружей. Арсенал интересовал его куда больше, чем предупредительные угрозы шевалье. Обойдя все ниши, он сел во главу стола и то же самое предложил сделать своим спутникам.

— Так вы, шевалье де Куньяр, утверждаете, что именно здесь, в этом подземелье, собирались когда-то рыцари, основавшие могущественный орден тамплиеров?

— Я еще не утверждал этого, но готов утверждать. Ибо Господу Богу нашему известно сие не хуже, чем мне, испепели меня молния святого Стефания.

— Что-то я не припоминаю такого молниеубийственного святого, — проворчал маркиз, презрительно поморщившись.

И сохранились какие-то архивы ордена, подтверждающие это? — не поддержал его теологические возражения граф.

— Мне неведомо, где хранятся пергаменты ордена. Точно так же, как неизвестно, где упрятаны его несметные богатства, от которых нам, потомкам рыцарей-тамплиеров, остались одни лишь легенды, — громоподобно басил де Куньяр. — Все это — великая тайна последнего Великого магистра ордена Жака де Моле. Но точно знаю, что несколько документов покойному графу де Ляферу, отцу графини Дианы де Ляфер, все же удалось обнаружить и сохранить. Как и некоторые реликвии ордена. Все они хранятся сейчас в тайнике замка, о котором знает только графиня.

Рыцари многозначительно переглянулись.

Несколько минут в зале царило гробовое молчание, нарушаемое разве что потрескиванием факелов. Наконец, опершись руками о стол, граф медленно, важно поднялся со своего места.

— Осмелюсь объявить, что перед вами граф Артур де Моле. Потомок последнего Великого магистра Жака де Моле, казненного, как вам известно, по несправедливому приговору суда инквизиции, якобы за всяческую ересь и сношения с нечистой силой.

— Испепели меня молния святого Стефания! — тяжело выдохнул шевалье Куньяр, тоже грузно поднимаясь со своего слишком тесного кресла. — Неужто вы действительно потомок Великого магистра?!

— Можете не сомневаться в этом, доблестные рыцари, — гордо вскинул голову граф. — Мой дед, отец, да и сам я долгое время жили за пределами Франции. Опасаясь мести инквизиции и ненависти папы, мы вынуждены были скрываться. О моем пребывании во Франции знает пока только маркиз д'Атьен, которого я разыскал в родовом поместье неподалеку от Бельфора, а теперь уже и вы, рыцарь Куньяр.

Услышав свое имя, маркиз тоже поднялся.

— Это правда, я присоединился к господину графу, решив испытать свою судьбу.

— Благодарю вас, рыцарь д’Атьен. Итак, я прибыл сюда, чтобы восстановить справедливость, а также исполнить волю Господа нашего, однажды ниспославшего предкам великую мудрость создания ордена «бедных рыцарей Христовых», а теперь повелевшего мне возродить этот орден через видение, которое явилось у храма Святого Вита.

— Но ведь папа римский упразднил орден и навеки запретил его, — несмело возразил маркиз, давая понять, что и для него решение о воссоздании ордена тоже является неожиданностью.

Папа запретил! — прохрипел-расхохотался де Куньяр. — Кто нам может запретить делать в этом замке то, что мы пожелаем? — Говорите дальше, рыцарь де Моле.

— Речь моя будет недолгой. Рыцари ордена тамплиеров никогда не отличались словоблудием и не любили произносить длинные речи.

— Мечами они владели лучше, чем словом — это уж точно, — подтвердил шевалье.

— Они видели путь, указанный Христом, и шли по нему, твердо зная, что путь этот ведет к Божьей благодати.

— И к рыцарской славе, — громыхнул де Куньяр. — Испепели меня молния святого Стефания! Что вы предлагаете, потомок Великого магистра?

— Вначале я спрашиваю вас, маркиз д'Атьен: согласны ли вы быть посвященным в рыцари ордена тамплиеров?

Маркиз внимательно посмотрел на де Моле, на де Куньяра, немного поколебался, но в конце концов вынул из ножен меч и положил его на стол перед собой, острием в сторону графа.

— Вы — истинный рыцарь, маркиз д'Атьен, в чем я, видит Бог, ни минуты не сомневался с той поры, как имел часть познакомиться с вами. А вы, шевалье де Куньяр? Согласны ли вы?…

— Какого черта? Конечно, согласен, — не дал ему договорить де Куньяр и ухватился за то место на поясе, где обычно находилась шпага. Но сейчас ее там не было. Тогда, недолго раздумывая, он сорвал со стены большой двуручный меч и так грохнул им о стол, что, не будь он сколочен из дубовых досок, просто-напросто разлетелся бы.

— В таком случае, имея на то ваше согласие, а также помня о ниспосланном мне видении Христовом, я, рыцарь де Моле, стоя здесь, в зале, в котором зарождался орден тамплиеров, объявляю: отныне орден «бедных рыцарей Христовых» вновь возрожден! — Он положил свой меч на оружие рыцарей и торжественно добавил: — И существовать ему отныне и вовеки.

— Отныне и вовеки! — повторили рыцари тайного ордена.

«Отныне и вовеки!» — таков будет наш девиз, — провозгласил граф.

Хмельницкий приблизился к самому большому, прислоненному к стене, распятию, на котором Христос был пригвожден к кресту, возвышавшемуся над костром, и, удивленный такой трактовкой библейского сюжета, несколько секунд озадаченно рассматривал его.

Полковник никогда не испытывал особых религиозных чувств, и ко всему, что связано с Богом, относился как к традиции. Но к традиции народа он чувствовал потребность относиться с уважением. Полковник был приучен к этому традициями казачества, сознанием того, что без традиций нет ни войска, ни народа. Тем не менее столь смелая трактовка библейского сюжета вызвала у него восхищение.