Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен - Эми Стэнли

В реальной жизни многие самураи, ходившие по Эдо, казались неловкими, неотесанными, растерянными и старомодно одетыми. Они пялились по сторонам, изумленные зрелищем городской жизни, а когда отсчитывали монеты, покупая еду на улице, выглядели весьма неуверенными в себе. Они были провинциалами, которых столичные жители пренебрежительно называли деревенскими самураями, посмеиваясь над их наивностью[350]. В любое время года в Эдо неизменно насчитывалось около двухсот тысяч самураев, составлявших боевую силу, что в пять раз превышала численность всего британского военного флота в 1840 году[351]. Они стекались в столицу из разных провинций, строем входили в нее с алебардами на плечах и неся паланкины своих господ, которые были обязаны проводить в Эдо каждый второй год в знак преданности сегуну.

Рядовые деревенские самураи жили в длинных бараках при господских поместьях и большую часть времени проводили в своих тесных комнатах. Когда им давали разрешение пойти в город на прогулку или за покупками, они толком не знали, как себя вести. Даже Цунено чувствовала себя в столице намного увереннее. По крайней мере, она сама стремилась попасть в Эдо и через три недели после прибытия уже знала, как жить в доходном доме, платить за комнату и покупать самое необходимое. Самураи приходили в город вынужденно, по долгу службы. Господин обеспечивал их всем – от необходимой мебели до порции риса. От них не требовалось учиться выживать самостоятельно в городе, который никогда не станет их домом.

Однако столицу заселяли и совсем другие самураи – с очень прочным положением в обществе, чувствовавшие себя и державшиеся не в пример увереннее «деревенских». Находились они в прямом подчинении самому сегуну, а не какому-то из японских вельмож, и именно из них формировалось постоянное войско, призванное защищать замок Эдо от внутренних и внешних врагов. В эту армию входило примерно пять тысяч так называемых знаменосцев – то есть тех, кто стоял «под знаменами сегуна». Их предками, как правило, были воины, служившие первому сегуну из рода Токугава. Когда-то, при заселении Эдо, им пожаловали хорошие земли, лежавшие сразу за крепостным рвом, окружавшим замок, – на тех возвышенностях они и обосновались. Большинство их потомков продолжали жить там же, занимая такие исторически важные районы, как Бантё, Коисикава и Суругадай. Следом за самураями-знаменосцами в армию входили так называемые стражники, числом приблизительно двадцать тысяч человек. Эти самураи тоже служили непосредственно сегуну, но относились уже к вассалам более низкого ранга. Прежде всего, в отличие от знаменосцев, которые считались высшими вассалами, стражники не имели их особых привилегий: права лично представать перед сегуном в замке Эдо; права в присутствии сегуна не расставаться с оружием; права занимать высокие посты в правлении сегуната. Кроме того, жилища стражников, не такие большие и богатые, как у знаменосцев, не были сосредоточены в одном привилегированном месте. Знаменосцы и стражники – вместе со своими родными, домочадцами и слугами – составляли чуть менее половины самурайского населения Эдо.

Некоторые знаменосцы имели собственные земельные владения, обычно располагавшиеся в ближних провинциях и, надо сказать, не отличавшиеся большим размахом: всего несколько деревень и поля вокруг. Сами они редко посещали эти угодья. Встречались отдельные самураи, которым могло быть не совсем безразлично, что происходит в их владениях, – в таком случае они нанимали сыновей деревенских старост и назначали их управляющими[352], а также допускали к себе зажиточных крестьян, когда те приходили с поздравлениями на Новый год. Но преимущественно земля представляла для самураев только дополнительный источник доходов в виде собираемых налогов на рис. Знаменосцы были истинными детьми Эдо и навсегда оставались плоть от плоти большого города[353].

Большинство знаменосцев и все стражники получали жалованье рисом, который выдавался из закромов сегуна. Зернохранилища находились в Асакусе. Там ряд за рядом стояли приземистые грузовые склады, врезаясь своими торцами, словно зубья пилы, в берег реки Сумиды[354]. Там день за днем длинные плоскодонные лодки, груженные рисом, собранным с полей сегуна, подплывали к зернохранилищам по специально прорытым узким каналам, ведущим в глубь суши от реки. За год в хранилище поступало около пятисот тысяч тюков риса. Богатство колоссальное, но крайне уязвимое, так как весь комплекс зернохранилища постоянно подвергался угрозе пожаров. Именно поэтому все складские помещения с запасами риса стояли в окружении колодцев и баков для набора воды – все это охранялось тщательнейшим образом. Рис высочайшего качества предназначался для жен и наложниц сегуна. Остальное зерно распределялось между его вассалами: лучший рис получали высокопоставленные самураи, худший доставался стражникам самого низкого ранга.

Как знаменосцы, так и стражники три раза в год посылали в зернохранилище за жалованьем своих представителей – их называли предъявителями талонов. В этом названии хранилась память о порядке выдачи жалованья, который существовал еще в XVII веке. В те времена самураи, еще лично приходившие за причитавшейся им долей, писали свои имена на бумаге, потом каждый из них зажимал помеченную бумажную полоску между заостренными бамбуковыми палочками и втыкал их в огромный тюк соломы, поставленный перед складами специально ради этой процедуры. Работники зернохранилища собирали записки и выкликали имена самураев. Однако вассалы сегуна сочли ниже своего достоинства толкаться в очереди за пайком риса, будто они голодные псы, ожидающие подачки. Из-за этого самураи стали нанимать простолюдинов, чтобы те забирали рис вместо них. Так появились первые предъявители талонов, и так начинался их прибыльный бизнес – с того, что они как посредники помогали самураям получать их «рисовое» жалованье.

Что самурай собирался делать с этим рисом, хранившимся в сотнях, а иногда и тысячах больших соломенных корзин? Он сам, его семья, его домочадцы съедали его ровно столько, сколько могли съесть, – по приблизительным подсчетам, взрослый человек, если он ограничивался скромными порциями, расходовал в течение года один тюк риса. В чем самурай действительно нуждался, так это в наличных деньгах, ведь ему нужно было покупать и соевый соус, и саке, и древесный уголь, и овощи, и мисо, и одежду, и мебель, и доспехи, и все остальное, что составляло как важные, так и мелкие потребности жителя большого города. Оторванный от земли, самурай лично ничего не выращивал и не производил. Так что предъявители талонов предложили собственное решение проблемы: они берут на себя роль посредников и за небольшие комиссионные будут сразу после того, как получат самурайский рис, обменивать его на наличные деньги. Ни знаменосцам, ни стражникам больше не придется опускаться до вульгарной торговли. В день выплаты жалованья самурай теперь мог просто сидеть в чайном доме у реки, встречаться там со своим посредником, получать от него мешочки с золотыми слитками, а заодно и подобострастные заверения, как тот благодарен господину за его покровительство.