Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

Отец достал из холодильника несколько стеблей «органического» сельдерея с налипшей землей. Он окунул их в банку арахисового масла и заставил меня съесть две штуки.

– Некогда останавливаться на обед, Оллестад.

* * *

На следующие утро, чуть позже шести, мы подъехали к оранжевому многоэтажному отелю дядюшки Джо, побросали сумки, переоделись в лыжные костюмы и снова отправились в путь.

На подъезде к городку Траки Эл начал делать дыхательные упражнения. Постепенно его выдохи становились все мощнее и громче. Отец сказал, чтобы он не слишком усердствовал, иначе выдохнется еще до первого заезда.

Мы повернули на трассу 40, и Большой Эл обратил наше внимание на указатель «Ущелье Доннера».

– Я хотел есть, но теперь у меня пропал аппетит, – сказал Эл, и отец рассмеялся.

– А что тут смешного? – поинтересовался я.

– Ну, – ответил Эл, – вообще-то это совсем не смешно. Неподалеку отсюда находится место, где застрял отряд Доннера[54]. Их застигла ранняя метель, и половина из них умерли.

– А что они там делали? – спросил я.

– Думаю, искали новые рубежи. Это были обычные люди, не приспособленные к жизни в горах, и они попали в сильную бурю, – пояснил Эл. – В общем, чтобы выжить, им под конец пришлось есть своих мертвецов.

– Гадость какая, – сказал я.

Машина взбиралась по петляющему шоссе, и мы втроем смотрели через окно на горы – туда, где эти люди когда-то боролись за выживание.

* * *

Мы поднялись на подъемнике вместе с тренером Яном и встретили остальных наверху, у начала скоростного спуска. Потом прокатились по трассе и долго изучали S-образный поворот. Он выводил на уходящий в сторону спуск, который нельзя было разглядеть. На склоне стояли сети, чтобы ловить тех, кто потеряет управление и умчится к каменистым ущельям по обе стороны трассы.

Снег на S-образном повороте был очень твердым, практически как лед, и я знал, что смогу выиграть именно за счет этого участка. Я много раз съезжал по пятиметровому гребню карниза на Мамонтовой горе, мне приходилось рассекать ледяной склон Маунт-Уотермана, и подготовка у меня была неплохая. Тренер Ян подчеркивал, что входить в первую часть поворота нужно заранее, чтобы прямиком проскочить в двое следующих ворот и подготовить себе хороший выход на финальный спуск и на равнинный участок.

– Так как у тебя недобор по весу, Норман, ты должен сделать их здесь, на крутом участке, – сказал Ян.

Тренер, конечно же, был прав. Сколько раз я опережал всех на спуске, а потом все равно уступал другим ребятам, которые весили больше и имели преимущество на равнине.

* * *

Когда объявили мой номер, отец с Элом закричали и загикали. Тренер Ян массировал мне ноги. Он предупредил, чтобы после S-образного поворота я не отрывал лыж от земли.

– Не теряй время на плоском участке, – несколько раз повторил он.

Я почувствовал себя легко и непринужденно, а самое главное, мне было приятно, что обо мне заботятся.

На спуске я сразу же применил решительную, напористую тактику, высоко начал S-образный поворот и вышел из него в прыжке. Я обругал себя за это, но меня поразила набранная скорость. На длинном равнинном участке я тщательно преодолевал все бугры и неровности, на которых чертовы лыжи так и норовили споткнуться, и буквально приклеивал их к земле.

Я пересек финишную черту. Третье место, причем Ланс еще не стартовал. Я вслух проклинал равнинный пробег, и на меня начали оборачиваться. Но мне было плевать… Как же так – я ехал очень быстро, и все равно меня обогнали! А ведь я сделал все, что мог!

Ян сказал, что на выходе из S-образного поворота я опередил всех на три секунды, но в итоге те же три секунды уступил – из-за равнинного участка.

– Почему эти гребаные трассы скоростного спуска не делают крутыми? – воскликнул я.

Ян был поражен, услышав из моих уст плохое слово, и отец спешно увел меня из зоны финиша.

Мы поднимались на подъемнике, и папа молча глядел вниз, на проносившуюся под нами полосу снега, похожую на шоссе. Мне было неловко из-за той вспышки. После второго заезда я не проронил ни слова.

Ланс занял третье место, а я – четвертое. В обоих забегах я здорово опережал победителя, но лишь до начала плоского участка. Ян сказал, что я – лучший лыжник из всей группы и непременно добьюсь успеха.

Мы смотрели церемонию награждения, и тут повалил снег. Эл достал из рюкзака карманный радиоприемник и поймал местную сводку погоды. Следующие два дня обещали снегопад, высота сугробов – до одного метра. Отец позвонил в офис, посовещался с Элом, и к пяти часам вечера было решено, что мы остаемся в Тахо на несколько дней, чтобы покататься на целине.

Мы ездили по отличным целинным склонам, а снег все валил и валил. Отец с Элом решили еще немного продлить путешествие. В следующие выходные меня ждали соревнования в Йосемити, и не было смысла тратить девять часов на дорогу в Лос-Анджелес, а через пять дней снова возвращаться в Северную Калифорнию.

* * *

В Йосемити у меня почему-то не получалось как следует сконцентрироваться, и в первом забеге я чуть не зацепил пару ворот. Я снова пришел вторым (полагаю, с отставанием в одну или две десятых секунды). Но осознание того, что я наконец-таки опередил Ланса, смягчило удар по моему самолюбию.

На следующий день он обошел меня в гигантском слаломе, и я опять занял второе место. Я был подавлен и думал, что никогда больше не добьюсь победы. Меня терзала мысль о том, что со мной что-то не так. Может, какой-то дефект характера тянет меня назад?

– Не думай о победе, – сказал отец. – Она придет.

– Почему я такой маленький? – спросил я.

– Надо работать с тем, что есть, – ответил он. – Не думай о таких пустяках, как рост и вес. Твоя задача – упорно тренироваться и никогда не отступать.

Я бочком проехал мимо Эла, который молча наблюдал за нами.

– Выбрось это из головы, Оллестад, – сказал отец. – Сейчас имеет смысл только одно: сосредоточиться на следующей гонке.

По пути домой мы отыскали один из секретных горячих источников Эла. Отец прыгал со скалы в пруд спиной вперед, я нырял бомбочкой, а Эл ограничился впитыванием минералов, которые воняли тухлыми яйцами. Мы принялись вспоминать о нашей поездке на гору Сан-Антон – мне тогда было пять. Отец с Элом говорили намеками, но я догадался, что они припоминают свои амурные похождения.

* * *

После этого мы с отцом почти каждые выходные уезжали из города на лыжные соревнования. Горы Сан-Бернардино находились всего в двух часах езды к востоку от Лос-Анджелеса, но до Мамонтовой горы нужно было ехать на север шесть часов, а до озера Тахо – все девять. Мы возвращались в город в воскресенье поздно вечером, а на следующее утро отец высаживал меня у школы и чистил зубы прямо в машине, на глазах других родителей, что меня очень смущало. По будням я жил с мамой и старался почаще играть с соседскими ребятами. Я наконец смирился со своим статусом полуаутсайдера. Они постоянно подшучивали надо мной, но из-за моих спортивных талантов не могли полностью меня игнорировать.