Захоронение - Макс Аллан Коллинз

Бреннан повернулась к фотографиям, делая вид, что изучает их, и ей показалось, что кое-кого она уже где-то видела, однако никто из попавших на Стену Славы не был ей знаком… Пока она не перевела взгляд на фотографию, висевшую в самом углу, почти скрытую тенью.

На фото был запечатлен лысеющий мужчина средних лет, пожимающий руку совсем юному Винсенту Гианелли.

Этого мужчину она знала. Это был Джон Уэйн Гэси.

Один из самых известных серийных убийц… Его фото должно красоваться на Стене Стыда… Но по какой-то непонятной причине снимок серийного убийцы, улыбающегося, словно сумасшедший клоун, висел на Стене Славы.

– Мисс Бреннан, с вами все в порядке? Вы побледнели.

– Это… На этой фотографии вы пожимаете руку Джону Уэйну Гэси, не так ли?

Гианелли скорчил гримасу.

– Да, я знаю, это признак дурного тона, не так ли? Мой папаша точно так же относится к этой фотографии – старик снимает ее, а я вешаю, он снимает, я вешаю… И так до бесконечности. Это превратилось у нас в семейную шутку.

Хорошенькие шуточки, подумала Бреннан.

– Видите ли, этот парень, Гэси… – продолжал говорить Винсент, – был тогда президентом Торговой Палаты или кем-то в этом роде… Нэнси Рейган или жена Джимми Картера, кто-то из них занимал тот же пост, насколько я помню.

– Так что это просто… ваша оригинальность? Вы просто говорили с ним?

Он улыбнулся своей ослепительной улыбкой, свидетельствующей о часах, проведенных в кабинете дантиста.

– Это же часть моей работы, вы не находите? Ведь сейчас, например, я разговариваю с вами.

Винсент указал на фотографию, висевшую у барной стойки, на которой он был в неофициальной одежде, а рядом стояла большая рыжеватая собака.

– Это моя любимая фотография, – сказал Гианелли, – здесь я вместе с Лукой, моим мастино-неаполитано.

Бреннан одобрительно кивнула ему. Как можно ненавидеть и презирать убийцу, который любит собак?

Честно говоря – запросто.

Подойдя к ним, Лиза сказала:

– Фотоаппарат готов, Вине.

Повернувшись на звук голоса этой женщины, Бреннан обнаружила, что она стоит совсем рядом с Винсентом Гианелли, а он обнимает ее за плечи и держит за руку.

«Вы знаете, как сделать действительно интересную фотографию», – подумала она.

И в ее сознании, словно в ускоренной съемке, промелькнула следующая картинка: она хватает Винсента за запястья, выкручивает ему руки, заставляя опуститься на колени, и хватает его за глотку одним из боевых приемов…

Конечно, смешно и думать, что такое произойдет в реальной жизни, но только такую фотографию она хотела бы видеть висящей на Стене Славы в ресторане «Сиракуза». Вполне невинное желание, не правда ли?

В то же время Бреннан чувствовала, как у нее по спине бегают мурашки от того, что она стоит рядом с гангстером, за которым так долго охотился Бусс… Кстати, этот гангстер пользуется великолепным одеколоном…

Какого черта!

Бреннан застыла возле Гианелли, пожимая ему руку, и Лиза быстро сделала фотографию. Вспышка ослепила Бреннан, она закрыла глаза, и у нее под веками поплыли разноцветные круги. Когда она открыла глаза, по ним резанула новая вспышка, и это ощущение было просто отвратительным. Снова замелькали цветные круги.

Бреннан почти не видела Лизу, которая прятала камеру под стойку бара, но заметила, что бармен напряженно улыбается.

– Большое вам спасибо за это, – сказал Гианелли, убирая руку с плеча Бреннан, но другой рукой продолжая удерживать ее. – Я очень люблю ваши книги, они очень легко читаются. Позвольте мне проводить вас к столику.

Бреннан проследовала за ним. Ее зрение постепенно приходило в норму, но в голове по прежнему был сумбур.

– Вы прекрасно описываете всякие ужасы, – произнес Гианелли.

– Спасибо. Я рада, что вам нравятся мои книги.

– О, я вообще люблю подобные вещи… Особенно что-то вроде «Молчания ягнят».

– Интересно.

Он оглянулся и посмотрел на нее, в его темных глазах горел огонь.

– Да, но даже до того как я посмотрел этот фильм… Я был еще совсем ребенком, когда начал увлекаться всякими тайнами, преступлениями и ужасами.

Винсент внезапно остановился, так, что Бреннан почти налетела на него, и шепотом, словно открывая какой-то секрет, добавил:

– В особенности – серийными убийствами.

– Неудивительно, что вам понравились мои книги, – сказала Бреннан, пытаясь справиться со своими губами, так и норовившими сложиться в улыбку.

Винсент подарил ей искреннюю, совершенно обезоруживающую улыбку. У предполагаемого гангстера-психопата, безусловно, был шарм, в этом ему трудно было отказать.

Возле маленького столика, стоящего у окна, которое выходило на автостоянку, Гианелли галантно пододвинул для Бреннан стул, и она села.

Но Винсент не ушел. Он нависал над ней, положив руку на спинку свободного стула, стоявшего у того же столика, словно ожидая, что она пригласит его присоединиться.

– Итак, – продолжил он, – я думаю, вы уже слышали эти глупые байки о нашей семье.

– Байки?

Он пожал плечами.

– Обычные стереотипы, с которыми так трудно бороться, – каждый итальянец в Чикаго по умолчанию считается Аль Капоне.

Бреннан решила подыграть ему.

– С моей точки зрения, большинство организованных преступных группировок в городе управляются уличными бандами, однако повзрослевшими и более сообразительными.

Она практически процитировала заголовок «Чикаго Трибьюн», который недавно прочла.

Но Винсент принял ее замечание за чистую монету:

– Вот именно! Хотите услышать одну интересную вещь?

– Конечно.

– Никто из нашей семьи… ни разу за все время… не привлекался к суду и даже не был задержан.

Бреннан моргнула.

– Что ж… Не многие семьи могут похвастаться подобным.

– Конечно! А над чем вы работаете в Чикаго? Это связано с ФБР, или вы просто ищете новый материал для книги?

Она снова попыталась улыбнуться, но на этот раз внутри у нее все похолодело, так что она не была уверена в результате.

– Вы были так любезны… – сказала Бреннан, – и я не хочу показаться грубой… но, честно говоря, это то, о чем я не имею права рассказывать.

Винсент взмахнул руками.

– Конечно, конечно… Бизнес есть бизнес, я все прекрасно понимаю. Федералы терпеть не могут, когда кто-то суется в их дела, и тем более, когда кто-то узнает о них.

– Благодарю вас за то, что не стали настаивать.