Прощай, пасьянс - Вера Копейко

Пахло поджаренной к обеду рыбой.

Севастьяна открыла двери мастерской и увидела девочку, которая сейчас ей была нужна.

— Здравствуйте, девочки, здравствуй, Софьюшка.

Темноволосая девочка подняла глаза от работы — она сшивала тонкую беличью мездру — и улыбнулась.

— Здравствуйте.

Севастьяна наклонилась над ней.

— Как хорошо получается у тебя, Софьюшка. Как искусно, — хвалила она девочку. — Молодец! А что, не заходил ли к тебе добрый гость? — спросила она, пристально вглядываясь в нежные черты лица.

Есть в нем кое-что от лица Анисима. Только он в бороде, и трудно сказать, подбородок сердечком у Софьюшки от него или…

— Заходил…

— Подарки привез?

— Привез. Платье. И ботинки. — Она выставила ножку в коричневых ботинках, такую маленькую и аккуратную, что просто загляденье.

— Пообещал чего-то?

— Пообещал.

— Чего же он тебе пообещал?

— Он сказал, что это секрет.

— Да разве от меня бывают секреты? — Голос Севастьяны, когда она хотела, наполнялся елеем.

Девочка подняла на нее карие глаза. В них было столько искренней радости, что женщина не сомневалась — Софьюшка поделится с ней секретом.

— Радость удваивается, если ею поделишься с другим. Говори, не бойся. — Она вынула из кармана леденцы, снова заметила черный и кинула его обратно в карман. Остальные протянула ей. — Вот возьми-ка.

Глаза Софьюшки блеснули. Она любила леденчики.

— Он сказал, что у него скоро будет много денег и он меня заберет.

— Вот как? Это хорошо, когда много денег, — заметила Севастьяна. — С ними жизнь идет по-другому.

— Батюшка сказал, что нашел мне маму.

— Маму? — озадаченно переспросила Севастьяна. Вот так новость! — Кто же такая?

— Он сказал, что это пока тоже секрет. Он даже мне его не открыл.

— А он обещал ее показать? — подступила с другой стороны Севастьяна.

— Обещал.

Вот как? Значит, новая мама где-то здесь? Если бы она, допустим, ехала из Вятки или из самой Москвы, то он бы сказал дочери иначе. Мол, вот приедет…

— Хорошие вести, милая. — Севастьяна не лукавила. Для нее и впрямь эти вести хорошие. Они наведут ее на отгадку. — Хотя мне жалко будет с тобой расстаться.

Софьюшка раскинула руки и обняла Севастьяну.

— Мне тоже.

Севастьяна поцеловала ее в макушку.

Сердце билось тяжело, как будто не сердце вовсе, а кузнечный молот. Вот загадка так загадка. Совсем новая или все эти загадки, которые сейчас она отгадывает, одна к одной?

И у них одна большая и важная отгадка? Севастьяна пока не знала.

Убрав с лица девочки выбившуюся из-под платочка прядь, женщина вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Словно боялась спугнуть Софьюшку. Или отгадку, которая, как ей казалось, где-то рядом.

В трактире на пристани сидели двое и молчали. Мужчины уже много о чем поговорили, но, кажется, так и не сказали главного — не объявили друг другу ясно, без затей, для чего они явились на эту встречу. По реке за окном катились темные буруны, еще месяц-другой, и Лала переменится, покроется ледком, вначале совсем тонким и слабым. Казалось, сам Господь натягивает хрупкую пелену, а потом сам же и крушит ее — проверяет на крепость. Этот лед поползет по реке, он устремится туда, где столпятся битые льдины других рек, соединившись в глыбы, не желая расставаться вовек, делиться, и в конце концов ухнут в свинцовые объятия моря.

Павел Финогенов не хотел больше смотреть на воду, потому что она напоминала ему о Федоре, который уплывал все дальше и дальше, заставляя его ожидать желанного финала со все нарастающим нетерпением. Действительно, чем ближе подходил заветный для него и роковой для Федора срок, младший брат все труднее справлялся с собственным нетерпением. Он не знал, как ему дожить до следующей весны. Особенно теперь, когда в руках у него была эта бумага.

Павел наблюдал за Анисимом, который читал бумагу сейчас. Потом он сложил ее по прежним сгибам, протянул Павлу.

— Ты видишь? — Павел схватился руками за голову. — Как я мог подписать то, что она мне подсунула? А? — Глаза его округлились и стали особенно злыми. — С-сука парижская! Стерва! Подстилка! — Он в ярости хватил кулаком по столу, стаканы в подстаканниках мелко задрожали, как мелко и противно дрожали зубы самого Павла, когда он получил письме и копию бумаги, которую сам подписал.

— Тихо, тихо, — осадил его Анисим. — Давай-ка все сначала.

— Да зачем все сначала? Я хочу, чтобы поскорее наступил конец!

— А какой ты конец-то хочешь? Сам хотя бы знаешь? — начал заводиться Анисим.

— Знаю! Чтобы деньги были у меня! Да поскорее!

— Так какой же черт водил твоей рукой? — с досадой бросил Анисим.

— А ты на что? Ты рядом был? Был.

— Не был.

— Как не был?

— Уж чего-чего, а третьим я в вашей постели не был, — ухмыльнулся Анисим. — Это уж извини. Занятие не в моем вкусе. — Павел опустил плечи. — Значит, так, мадам Шер-Шальме…

— Шельма! — прошипел Павел.

— Это сейчас она тебе шельма. А то была милая мадам Шер-Шальме. Коль она тебя подловила, то знай еще одно, Павел.

— Что? — Он уставился на Анисима в ожидании чего-то еще более опасного, чем то, что уже обрушилось на него.

— Может, пока ничего худого в том для тебя нет… — Анисим умолк на мгновение. — Но свои люди…

— У тебя везде свои люди, — прошипел Павел, и в этом шипении ясно звучала злоба.

— На том стоим, — ухмыльнулся Анисим. — А как иначе?

— Ладно, это я так, считай, от зависти, — хмыкнул Павел. — Говори дальше.

— Свои люди мне шепнули важную новость. — Павел открыл рот. Он боялся сейчас любой новости, важной или неважной. — Что за мадам Шер-Шальме установлено секретное наблюдение. — Анисим отвел глаза от Павла, позволяя ему пережить страх без стороннего взгляда. Потом он повернулся и увидел, что Павел не мигая уставился в одну точку. — Что ее имя числится в списке московского полицмейстера по особым делам. — Анисим пригнулся пониже и зашептал через стол, не отрывая глаз от совершенно бледного лица Павла: — Напротив ее славного имени у них стоит помета: «Поставщица французских мод для московского барства, снабжающая щеголей и щеголих всякими заморскими товарами из огромного магазина своего, известна правительству по особым делам». — Он говорил так складно и без запинок, будто читал по бумаге, а не пересказывал по памяти.

Павел открыл рот и хватил глоток воздуха.