Лоскутный мандарин - Гаетан Суси

Но Тонио и не думал волноваться. Даже если бы в гробах лежали покойники, он бы не испугался. На самом деле ему приятнее было бы думать, что гробы не пустые. Что в них уже лежат те, кого туда должны будут положить. Ариана рассказывает ему про такие вещи, о которых знают только несуществующие девочки. Каким-то чудом ей ведомы имена тех, чьи тела через какое-то время положат в эти гробы. Она знает, какие именно гробы кем и когда наполнятся, а какие так и останутся пустовать. Например, она может показать на гроб и сказать: «Этот пойдет на растопку, когда его разберут на доски». Есть у Тонио и свои любимые покойники. Его покойники. Он часто с ними беседует. Он стоит перед дыркой в стенке и смотрит то на один гроб, то на другой, и говорит с ними тихо-тихо, едва шевеля губами, так, чтобы мама не услышала. Он им рассказывает свои секреты. Только имейте в виду, что они отвечают не так, как Ариана, когда она решает прийти в мир и заглянуть к нему в его «спальню». Они же не могут, потому что они мертвые. Но Тонио хочется думать, что уж слышать-то его они непременно слышат.

Каждый день как по расписанию на этот склад, что за стенкой, приходят люди, снимают с гробов мерки, потом уезжают, забрав с собой несколько гробов, и Тонио понимает, что некоторые покойники только что умерли. Иногда в их числе бывают и его любимцы. Тогда Тонио с ними прощается, как бы провожая их в последний путь. А иногда наоборот — приходят другие люди и приносят на склад новые гробы. Так что можно встречать новых покойников, любить другие мертвые тела. Тонио часто задумывается над тем, положат ли его когда-нибудь в один из этих ящиков. Конечно, его туда как-нибудь запихнут — он ведь знает, что рано или поздно всех туда запихивают. Его волнует другое — стоит ли уже его гроб на этом складе. Иногда ему кажется, что стоит. И если предположить, что он уже здесь, какой именно гроб ему уготован? Насколько он велик? Продолжая витать в облаках, он в таких случаях обычно смотрит на сваленные в кучу дешевые гробы.

Но в это утро он против обыкновения смотрит на порт, на корабли, на рабочих, которые их разгружают, на мощные лебедки, от которых доносится шум цепей. Небо голубое. Солнышко спокойное, как яичный желток. Рядом с ним мама латает штаны. А папы нет — он занят. Помогает господину Лонг-д’Элу делать утренний туалет. Вот как раз этого Тонио предпочитает не видеть. Господин Лонг-д’Эл провел ночь весь исколотый трубочками, что, как считает Мария, плохо, даже отвратительно, может быть, из-за этого он и свалился на пол, а Джорджио теперь должен ставить его на ноги. Тут вдруг к воротам склада подъезжает очень длинный роскошный автомобиль, и из него выходит маленький человечек с острыми усиками, одетый, как настоящий богач. В руке у него трость с набалдашником, на плечи накинуто пальто. Он подходит к складским воротам, за ним идет шофер. Раньше Тонио никогда этих людей не видел. Когда человечек входит в здание, Мария чуть привстает со стула, но мужчина вежливым жестом дает ей понять, что беспокоиться я не стоит. Его шофер кажется Тонио гигантом. Он такой же высокий, как Рогатьен Лонг-д’Эл, но плечи у него в два раза шире, грудь в три раза объемней и кожа у него черная. Маленький человечек, направляясь к Тонио, с доброй улыбкой опускает руку в карман. Тонио кажется, что он даст ему сейчас леденец. Но вместо этого он вынимает маленький кусочек картона. Тонио выучил буквы только несколько месяцев назад. Понять, что написано на картонке, ему непросто.

ВИЛЬЯМ-ГОВАРД КАЛЬЯРИ

ФИНАНСИСТ, ПРОМЫШЛЕННИК БАНКИР, ИМПРЕСАРИО

ОРАТОР МЕЖДУНАРОДНОГО КЛАССА

ЭКСПЕРТ ПО ПСИХОАНАЛИЗУ

ГОСТИНИЦА «АЛАМАК» УГОЛ 71-й УЛИЦЫ И БРОДВЕЯ

Тонио не очень понимает значение того, что написано на маленьком картонном прямоугольнике. Он думает, что так этого господина зовут. «Гостиница «Аламак»» и все прочее для него — тарабарская грамота, как и цифры в нижней части карточки. Тонио не знает, что такое адрес и что значит телефонный номер. Кальяри потрепал его по плечу. Вот, наконец, и долгожданная сладость: он протягивает Тонио леденец. Потом поворачивается к Марии и спрашивает ее, здесь ли сейчас Рогатьен Лонг-д’Эл. Обращаясь к Марии, он называет ее «мадам»- вежливый такой господин. Мария жестом показывает, что ему надо идти за перегородку.

— Господин Лонг-д’Эл сейчас не в лучшем виде, — добавляет она.

— Ясно. У него, как всегда, спина болит?

— Так он говорит. Хотя, после этих приступов он всегда очень странно выглядит.

— Ну, хорошо. Мы что-нибудь придумаем.

Кальяри идет в указанном направлении. Шофер несет хозяйс-кие шляпу и портфель, трость с набалдашником и мягкие лайковые перчатки. Тонио хочется пойти следом за взрослыми.

— Не беспокой господ, — тихо говорит Мария.

Тонио подумал и решил пойти в другом направлении. Он идет вдоль перегородок и подходит к трещине в стене. Здесь слышно все, что говорится по другую ее сторону, отсюда видно все, что там делается. Его папа Джорджио стоит на коленях перед Лонг-д’Элом и массирует ему ногу. Лонг-д’Эл устроился на стуле, обитом потертым плюшем, этот стул он называет своим троном. Трон водружен на деревянный ящик, в котором когда-то перевозили омаров, если верить сохранившейся на нем картинке. Голова Лонг-д’Эла прикрыта коричневым бумажным пакетом с двумя прорезями для глаз. Он называет его позорной маской. Сбоку от него на шатающемся одноногом столике лежат несколько согнутых ложек, свеча и две трубочки из тех, что он вставляет себе в вены. Подозрительно глядя на приближающегося Кальяри, Лонг-д’Эл говорит:

— Это же надо! Парсифаль вернулся из Пруссии!

Потом нетерпеливо дергает ногой — он уже по горло сыт тем, что кто-то там трет ему пятку. Джорджио встает:

— Я, хозяин, пойду, чай вам приготовлю.

Рогатьен ему приказывает:

— Нет, останься. Ближе подойди. Вот сюда.

Джорджио покорно садится на пол рядом с ящиком, разрисованным омарами. Лонг-д’Эл кладет тяжелую руку ему на голову, как будто собирается взъерошить волосы. Потом на ящик поднимается Кальяри. Берет с одноногого столика фотографию. Тонио знает, чью фотографию. Когда господин Лонг-д’Эл вкалывает в себя трубочки, он, бывает, в течение нескольких минут кряду глядит на нее. Это фотография молодой женщины. Кальяри читает вслух надпись на ее обороте: «Твоя сестра Жюстин». Кальяри показывает на фотографию пальцем:

— А что она? Ты ей не сказал?

— Нет, мой дорогой, я все ей сказал.

— И что?

— И неблагодарная женщина хотела выцарапать мне глаза.

— Я бы очень удивился, если б у нее не возникло такого желания. Она все еще в Нью-Йорке?

— Не знаю. Не думаю. Хотя, кто ее знает?

Лонг-д’Эл срывает с головы позорную маску и бросает ее в сторону. Волосы у него седые, скорее серебристые, стрижка — как у пажа, как у Жанны д’Арк. Цвета льда. Глаза, как всегда, налиты кровью, как у пса издыхающего. Он, должно быть, с такими глазами родился. Еще у него такая бородка маленькая, козлиная. Лонг-д’Эл с трудом устраивается удобнее на своем троне.