Небесный механик - Петр Крамер

Батист и Гепард удивленно переглянулись.

– На «Утке Вуазенов 2», господин капитан! От швейцарских Альп до Парижа с новым рекордным временем – менее четырех часов.

Брови Гепарда прыгнули вверх. Упругий валик жира под подбородком Батиста загулял от кадыка и обратно.

– Менее четырех часов? – Капитан разгладил усы и кивнул Батисту. – Подходит.

Предприниматель шумно выдохнул.

– Господин капитан, – заговорил он, – позвольте узнать, почему вы здесь, а не возле аэроплана?

– Потому что судьи сообщили, что над Атлантикой до сих пор летают каторжники, угнавшие военно-транспортный дирижабль.

– Каторжники?! – Батист сделал удивленное лицо.

– Да, месье Батист, каторжники. Беглые, знаете ли. Вы разве не читаете газет?

– Ах да, – он взмахнул рукой, чуть не сбив с головы цилиндр, – дирижабль армии США, угнанный на Ньюфаундленде. Ну и в чем, собственно, проблема?

– В том, что мне надо взглянуть на намеченные штурманом курсы.

Аскольд с готовностью вынул карту из планшета, развернул. Некоторое время Гепард смотрел на нее, затем неопределенно кивнул и произнес:

– Судьи вечно перестраховываются. Выдали рекомендации пилотам, чтобы не сближались с дирижаблями. Они, видите ли, считают, что каторжники могут сбить самолеты.

– Так выполняйте рекомендации, – пожал плечами Батист.

– Вы знаете, что такое четко выверенный курс?

– Э-э…

– Знаете, что такое перелет через океан на время, когда каждый грамм топлива на вес золота?

– Хотите сказать, что не боитесь каторжан? Выигрыш гонки вам дороже собственной шкуры? Что ж, друзья мои, – Батист положил одну руку на плечо Гепарда, другой подтолкнул Аскольда к выходу, – как член правления компании, обещаю вам обоим пять тысяч франков премиальных от себя лично в случае победы.

– Щедро. – Гепард отступил в сторону, пропуская Батиста наружу, и шепнул Аскольду: – Этот член правления только болтает. За Кубок Шнайдера до сих пор не выплатил ни сантима.

Они вышли из палатки. Батист протянул руку Гепарду, напомнил, чтобы подошел к судьям и внес изменения в стартовый протокол, обменялся рукопожатием с Аскольдом и откланялся, сославшись на то, что вот-вот подойдет его очередь выступать с трибуны, откуда, усиленная рупором, над аэродромом разносилась речь Эдуарда Ньюпора, выделявшегося среди гостей своим светло-коричневым пиджаком и шлемофоном.

Аскольд смотрел Батисту вслед. Нет, тот уже не выдаст его ни при каких обстоятельствах – слишком много наговорил, к тому же придется поставить под угрозу участие собственной команды в гонке.

– Так как тебя, говоришь, зовут, сынок? – Гепард с прищуром взглянул на Аскольда. – Странный у тебя акцент для француза.

– Я не француз, господин капитан, – четко ответил Аскольд. – Мои родители – иммигранты из России, в отрочестве привезли меня в Париж.

Гепард нахмурился, обдумывая что-то.

– Лейтенант Карл Вязовский. – Аскольд наконец придумал, каким именем ему лучше назваться.

Капитан попробовал повторить фамилию, но запнулся после второго слога, махнул рукой и зашагал к линии старта, где стояли судьи в черной униформе с повязками в бело-синюю полоску на рукавах.

Вымышленное имя ничего не скажет Гепарду и организаторам гонки, у них не будет времени проверить, окончил ли он летную академию. Зато Вязовский – а глава резидентуры вот-вот получит письмо, отправленное из гостиницы этим утром, – непременно обратит внимание на такое совпадение и придаст ему большое значение, получив анализ сводки новостей, подготовленный секретарем штаб-квартиры. Стартовый протокол гонки газетчики опубликуют, как только самолеты поднимутся в небо. Факт участия Аскольда в соревновании не пройдет незамеченным для русской разведки.

Но сумеет ли сделать верные выводы из всего Вязовский? Сообразит, что Аскольд направляется в Панаму, или нет?

Его внесли в список экипажа без проволочек – Гепард пользовался у судей авторитетом. Подосланный на всякий случай Батистом секретарь подтвердил личность Аскольда, зачем-то проверил его экипировку, убедился, взглянув на предъявленную карту и линейки с карандашами, что все в порядке, и удалился.

Когда они с Гепардом подошли к самолету, Батист уже заканчивал речь. На линии старта остался лишь один судья, двое других разошлись в стороны и замерли в ожидании, держа наготове желто-зеленые флаги.

Раздалась барабанная дробь. Дирижер оркестра взмахнул руками. Барабан смолк. Судейские флаги взметнулись вверх.

– От винта! – разнесся голос Батиста над аэродромом.

– От винта!!! – подхватили командиры экипажей.

Пилоты заерзали в кабинах, включая зажигание. Техники начали раскручивать пропеллеры и убирать стопорные башмаки из-под шасси. Воздух над летным полем наполнился рокотом движков выруливающих к старту самолетов.

Пристегнувшись ремнями к креслу, Аскольд воткнул в гнездо под переговорным устройством штекер, наклонился к приборной доске и обменялся фразами с пилотом, проверяя работу микрофона и наушников в шлемофоне. Затем достал из планшета карту, закрепил ее резинками на удобной откидной дощечке перед собой. Предшественник-штурман хорошо потрудился, проложив пару курсов до Ньюфаундленда с учетом всевозможных метеорологических данных, занесенных в отдельную таблицу. Главный курс был обозначен жирной красной линией, резервный – синим пунктиром. Они пересекались в двух местах над океаном, в так называемых узловых точках, где в качестве ориентиров работали аэростатоносцы: «Русь» у берегов Европы и «Джордж Вашингтон» к востоку от Северной Америки. Оба корабля обязаны сохранять положение неизменным до окончания первого этапа гонки (их координаты были прописаны прямо на карте), при этом постоянно держать поднятыми в воздух на максимальную высоту аэростаты ярко-оранжевого цвета и в случае непогоды подавать световые сигналы.

Биплан плавно подкатился к стартовой линии. Двигатель взвыл на высоких оборотах и заработал чуть тише и ровнее. Аскольд покрутил головой. В десятке метров справа остановился новенький «ньюпор» с удобообтекаемым фюзеляжем и измененным, слегка заостренным хвостом, раскрашенным в цвета французского флага. За ним виднелся усовершенствованный одномоторный бомбардировщик Сикорского с гербом Российской империи на фюзеляже и дополнительными баками на подвеске. При взгляде сбоку бомбардировщик чем-то напоминал очень толстый шлагбаум, массивная передняя часть которого опиралась на трехступенчатое шасси с большими колесами, а хвостовая – на стояночный костыль.

За самолетом Сикорского в поднятой пропеллерами пыли терялась легковесная этажерка Фармана с длинными и весьма широкими крыльями. Двигатель у нее был размещен позади вынесенной вперед крыльев кабины. Если бы не высокое положение фюзеляжа, установленного на четырехколесной тележке с длинными ступицами, разглядеть «фарман» не удалось бы вовсе.