Луны Юпитера - Элис Манро

Перед тем как отправиться в гости, Роберта в спальне застегивала на груди серебристый топ; тут вошел Джордж и спросил:

– Ты в таком виде собираешься ехать?

– Да, как-то так. Сойдет?

– У тебя подмышки дряблые.

– Разве? Ну ладно, надену что-нибудь с рукавами.

В кабине пикапа, когда Роберте уже стало ясно, что идти на мировую он не желает, она позволяет себе вернуться мыслями к этой сцене. В его тоне было явное удовольствие. Удовольствие от выплеснутой гадливости. Ее стареющее тело внушает ему гадливость. Этого следовало ожидать. Роберта начинает что-то мурлыкать себе под нос, ощущая легкость, свободу и большое тактическое преимущество пострадавшей стороны, которой бросили хладнокровный вызов и непростительное оскорбление.

А если допустить, что он не видит за собой непростительного выпада, если допустить, что это она в его глазах не заслуживает прощения? Она всегда виновата; на нее, что ни день, валятся новые напасти. Раньше, едва заметив малейшие признаки увядания, Роберта начинала с ними бороться. Теперь все ее старания только приводят к новым бедам. Она лихорадочно втирает в морщинки крем – а на лице высыпают прыщи, как в подростковом возрасте. Сидит на диете, добиваясь осиной талии, а щеки и шея усыхают. Дряблые подмышки… какие есть упражнения против дряблости подмышек? Что же делать? Пришла расплата, а за что? За тщеславие. Нет, даже не так. За то, что в свое время ты была наделена приятной наружностью, которая говорила вместо тебя; за то, что твои волосы, плечи, бюст всегда производили впечатление. Застыть во времени невозможно, а как быть – непонятно; вот и открываешься для всяких унижений. Так размышляет Роберта, и жалость к себе – истолкованная ею в меру своего разумения – бьется и плещется горькой желчью у нее в душе.

Надо уехать, надо жить одной, надо переходить на длинные рукава.

Из увитого плющом зашторенного окна их окликает Валери:

– Заходите же, смелее. Мне только колготки надеть.

– Не надо! – дружно кричат ей Джордж и Роберта.

Можно подумать, они всю дорогу только и делали, что обменивались милыми нежностями.

– Не надо колготки! – вопят Анджела и Ева.

– Ну, ладно, если колготки вызывают такой протест, – откликается из окна Валери, – я могу даже платье не надевать. Возьму да и выйду как есть.

– Только не это! – кричит Джордж и, пошатываясь, закрывается складными креслами.

Но Валери, которая уже появилась на пороге, одета великолепно: на ней свободное платье-балахон, сине-зеленое с золотом. По части длинных платьев ей не приходится считаться с предрассудками Джорджа. Так или иначе, она у него вне подозрений: никому бы и в голову не пришло, что Валери напрашивается на комплименты и ухаживания. Это высоченная, совершенно плоская женщина с некрасивым вытянутым лицом, которое светится радушием, пониманием, юмором, умом и доброжелательностью. Волосы у нее густые, черные с сединой, вьющиеся. Этим летом она решительно обкорнала кудри, сделав короткую волнистую стрижку, которая открыла и длинную жилистую шею, и морщины на скулах, и большие приплюснутые уши.

– По-моему, я стала похожей на козу, – говорила она. – Люблю козочек. У них такие дивные глаза. Мне бы такие горизонтальные зрачки, как у них. Дико красиво!

Ее дети твердят, что она и без того сама дикость.

Дети Валери ждут в холле; туда же втискиваются Джордж, Роберта и Анджела с Евой; Роберта сетует, что у нее потек лед, а потому нужно как можно скорее засунуть этот пафосный шар в морозильник. Ближе всех к гостям оказывается двадцатипятилетняя Рут, едва ли не двухметрового роста, как две капли воды похожая на мать. Отказавшись от мысли стать актрисой, она склоняется к профессии педагога-дефектолога. В руках у нее охапка золотарника, хвоща и георгинов – цветы и сорняки вперемешку; все это она театральным жестом бросает на пол и раскрывает объятия «малиновой бомбе».

– Десерт, – любовно говорит она. – Объедение! Анджела, ты ослепительно хороша! И Ева тоже. Я знаю, кто у нас Ева. Ламмермурская невеста![28]

– Какая невеста? – Ева довольнехонька. – Чья невеста?

Анджела с готовностью – и даже с восторгом – принимает похвалу Рут, потому что Рут (наверное, единственная в мире) вызывает у нее восхищение.

На пороге гостиной стоит сын Валери, Дэвид, двадцати одного года от роду, студент-историк; он с терпеливой и сердечной улыбкой взирает на этот ажиотаж. Рослый, худощавый, темноволосый, смуглый, он похож на мать и сестру, но неспешен в движениях, говорит тихо, никогда не суетится. Заметно, что в этом семействе, не лишенном разнонаправленных подводных течений, экспансивные женщины испытывают некое ритуальное благоговение перед Дэвидом, словно так и ждут от него покровительственного жеста, хотя совершенно не нуждаются в покровительстве.

Когда с приветствиями покончено, Дэвид объявляет: «Это Кимберли» – и знакомит гостей, всех по очереди, с девушкой, возникшей у его локтя. Она вся аккуратненькая, правильная, в белой юбке и розовой блузке с короткими рукавами. В очках; без косметики; волосы короткие, прямые, чистые, приятного светло-каштанового цвета. Каждому она протягивает руку и сквозь очочки смотрит прямо в глаза. Держится абсолютно вежливо, даже скромно, но почему-то выглядит как официальное лицо на встрече с шумной заморской делегацией.

И Джорджа, и Роберту хозяйка дома знает давным-давно. Еще с тех пор, когда эти двое даже не были знакомы между собой. Валери с Джорджем работали в одной и той же средней школе в Торонто. Джордж отвечал за преподавание предметов художественного цикла, а Валери была школьным психологом. Знала она и жену Джорджа, издерганную, всегда элегантную женщину, которая погибла в авиакатастрофе над Флоридой. Когда это случилось, они с Джорджем уже жили врозь.

И конечно же, Валери знала Роберту, потому что муж Роберты, Эндрю, приходится Валери двоюродным братом. Эти двое (Валери и муж Роберты) никогда между собой не ладили; в разговорах с Робертой каждый называл другого «бревном». Эндрю твердил, что Валери – бревно бревном, настоящее пугало, абсолютно бесполое существо, а когда Роберта сообщила Валери, что уходит от Эндрю, та бросила: «И правильно. Такое бревно». Найдя понимание у кузины мужа, Роберта обрадовалась, как обрадовалась и тому, что ей не пришлось выдумывать никакие доводы; по всей видимости, Валери считала самым веским доводом как раз то, что кузен у нее – бревно. Но при этом Роберта готова была встать на защиту мужа и потребовать ответа: с чего это Валери взяла, что он – бревно? Роберта и сейчас готова встать на его защиту; с ее точки зрения, он испортил себе жизнь, когда на ней женился.

Расставшись с мужем и уехав из Галифакса, Роберта нашла приют в Торонто, у Валери. И у нее же познакомилась с Джорджем, который пригласил ее съездить к нему на ферму. Теперь Валери утверждает, что эта пара – ее творение, результат нечаянного сводничества.