Будет кровь - Стивен Кинг

На одном из занятий – дело было в октябре, всего за неделю до осеннего бала, – мисс Рорбахер включила «Billie Jean».

– А вот зацените, – сказал Чак и очень недурно исполнил лунную походку.

Ребята восторженно загалдели. У мисс Рорбахер отвисла челюсть.

– Боже мой, – сказала Кэт. – Покажи мне, как ты это делаешь!

Чак показал еще раз. Кэт попыталась повторить, но ей не удалось создать иллюзию скольжения назад.

– Сними туфли, – посоветовал Чак. – Попробуй в одних носках. Так легче скользить.

Кэт сняла туфли. На этот раз получилось гораздо лучше, и все дружно ей зааплодировали. Мисс Рорбахер тоже прошлась по Луне, а потом и все остальные принялись «луноходить» как сумасшедшие. Даже Дилан Мастерсон, самый неуклюжий из всех ребят, не отставал от других. В тот день занятие в «Крутимся-вертимся» завершилось на полчаса позже обычного.

Чак и Кэт вышли из школы вместе.

– Нам с тобой надо станцевать на осеннем балу, – вдруг сказала она.

Чак, который вовсе не собирался идти на бал, резко замер на месте и удивленно взглянул на нее.

– Не в смысле, что это будет свидание или типа того, – быстро добавила Кэт. – Я встречаюсь с Дагги Вентвортом… – Чак это знал. – Но это не значит, что нам нельзя показать класс на балу. Мне бы хотелось с тобой станцевать. А тебе?

– Я не знаю, – пробормотал он. – Я по сравнению с тобой коротышка. Все будут смеяться.

– Я уже все продумала, – сказала Кэт. – У моего старшего брата есть туфли на каблуках. Наверное, они будут не очень тебе велики. Хоть ты и мелкий, нога у тебя большая.

– Ну, спасибо, – насупился Чак.

Она рассмеялась и по-сестрински его обняла.

На следующее занятие в «Крутимся-вертимся» Кэт Маккой принесла туфли старшего брата. Чак, над которым и так насмехались в классе за то, что он занимается танцами, мысленно приготовился возненавидеть эти дурацкие туфли, но как только увидел их, сразу влюбился. С первого взгляда. Каблуки были высокими, носы – заостренными, а сами туфли – черными, как полночь в Москве. В похожих туфлях в свое время ходил Бо Диддли, один из родоначальников рок-н-ролла. Да, они оказались чуть-чуть велики… но туалетная бумага, набитая в эти острые носы, отлично решила проблему. И самое главное… их подошвы скользили. Во время фристайла, когда мисс Рорбахер включила «Caribbean Queen», пол в спортзале казался ледовым катком.

– Если ты поцарапаешь пол, уборщица тебя убьет, – сказала Тамми Андервуд. И, наверное, была права, но на полу не осталось ни единой царапинки. Шаг Чака был для этого слишком легким.

8

На школьный бал Чак пришел без пары, но оказалось, что так даже лучше, потому что все девочки из «Крутимся-вертимся» хотели с ним потанцевать. И особенно Кэт, поскольку Дагги Вентворт, ее парень, был категорически не приспособлен для танцев и весь вечер подпирал стену в компании своих друзей, которые с надменным видом угощались пуншем и снисходительно усмехались, поглядывая на танцующих.

Кэт то и дело спрашивала у Чака, когда же они наконец выступят со своим сногсшибательным номером, но он все тянул и тянул. Надо дождаться правильной музыки. Когда она заиграет, он сразу поймет, что это оно, говорил Чак. При этом он думал о бобэ.

Около девяти вечера, примерно за полчаса до окончания бала, правильная музыка заиграла. «Higher and Higher» в исполнении Джеки Уилсона. Чак решительно подошел к Кэт и протянул к ней руки. Она сбросила туфли, и, поскольку Чак был на каблуках, их с Кэт разница в росте стала менее заметна. Они вышли на середину зала, выдали на пару лунную походку – и произвели фурор. Остальные танцующие расступились, встали в круг и принялись хлопать в ладоши. Мисс Рорбахер, одна из дежурных учителей, следивших за порядком, хлопала вместе со всеми и кричала:

– Давайте, давайте!

И они дали. Они плясали под радостный гимн Джеки Уилсона, как Фред Астер, Джинджер Роджерс, Джин Келли и Дженнифер Билз, слитые воедино. В самом конце Кэт закружилась на месте, упала спиной вперед на подставленные руки Чака и взмахнула руками, как умирающий лебедь. Чак с размаху сел на шпагат, только чудом не разорвав брюки в промежности. Две сотни школьников одобрительно завопили, когда Кэт повернула голову и быстро поцеловала Чака в уголок рта.

– Еще! – крикнул кто-то из ребят, но Чак и Кэт лишь покачали головами. Они были еще очень юными, однако уже понимали, что надо уметь вовремя остановиться. Лучше все равно не получится.

9

За полгода до смерти от опухоли головного мозга (в тридцать девять, вот несправедливость), пока его разум был еще ясен (по большей части), Чак сказал жене правду о шраме у себя на руке. Не такое уж большое дело, да и предыдущая ложь была не такой уж большой, но жить ему оставалось всего ничего, и в этой стремительно убывающей жизни настал тот момент, когда надо было свести баланс к нулю. Жена лишь однажды спросила его о шраме (он и вправду был маленьким и почти незаметным), и тогда Чак сказал, что еще в школе подрался с одним мальчишкой, Дагом Вентвортом, который взбесился, что Чак танцевал с его девушкой на осеннем балу, и толкнул Чака прямо на сетчатый забор на школьном дворе.

– И что же случилось на самом деле? – спросила Джинни. Спросила не потому, что ей было важно знать правду. Просто ей показалось, что это важно для него самого. Ее мало интересовало, что было с ним в школе. Врачи говорили, что он вряд ли доживет до Рождества. Вот это действительно было важно.

Когда завершился их потрясающий танец и диджей поставил другую, более современную музыку, Кэт Маккой побежала к подружкам, которые хихикали, визжали и обнимали ее с пылом, на который способны только тринадцатилетние девчонки. Чак весь вспотел, ему было так жарко, что казалось, будто сейчас его щеки вспыхнут огнем. Он испытывал эйфорию. Ему хотелось лишь одного: оказаться где-нибудь, где темно и прохладно и где можно побыть наедине с собой.

Словно во сне, он прошел мимо Дагги и его друзей (которые не обратили на него внимания), открыл заднюю дверь спортзала и вышел во внутренний школьный двор. Прохладный воздух осеннего вечера вмиг остудил его горящие щеки, но не развеял его эйфорию. Чак поднял голову к небу, к миллиону сияющих звезд, и вдруг осознал, что за каждой звездой из этого миллиона прячутся еще миллионы невидимых ему звезд.

Вселенная безгранична, подумал он. В нее помещается много всего. В том числе и я сам, и конкретно сейчас я прекрасен. У меня есть законное право сказать о себе: я прекрасен.

Он прошелся лунной походкой под баскетбольным кольцом, двигаясь под музыку, что звучала у него внутри (когда Чак исповедовался перед Джинни, он не смог вспомнить, что это была за музыка, но «для протокола» сказал, что это был «Jet Airliner» группы «Steve Miller Band»), и закружился на месте, раскинув руки. Словно пытаясь обнять целый мир.

Боль обожгла правую руку. Не такая уж жуткая боль, если честно, но все же достаточно сильная, чтобы пробиться сквозь радостную эйфорию и вернуть Чака с небес на землю. Он посмотрел на тыльную сторону кисти. Там была кровь. Кружась, как дервиш, под бессчетными звездами, он случайно задел рукой сетчатое ограждение и поцарапался о торчавший кусок проволоки. Ранка была пустяковой, он даже не стал залеплять ее пластырем. Царапина зажила быстро. Хотя шрам остался. Крошечный белый шрам в форме полумесяца.