На то и волки... - Александр Бушков

– Я, начальник, верю нашей демократической власти.Загостился я тут, все равно в город на чем-то ехать да где-то ночевать. А у васночевать всего безопаснее – на двери замок, у двери сапог…

Хоменко снял наручники. Есаул натянул рубашку, легкую синююкуртку, потер запястья, пожал плечами:

– Ну, процессия шагает?

И первым направился к двери, оглядываясь через плечо –похоже, помнил предостережение Данила и на всякий случай не отдалялся отКлебанова, чтобы не вышло «попытки к бегству».

– Я уж, простите, на своей машине, – сказал Данилстарлею. – И вот что… Вынужден потребовать, чтобы при нашем разговореприсутствовал адвокат.

– Бога ради. Если сами найдете. – Две минуты.

– Как хотите. Только я на вашем месте адвоката звать нестал бы… – Клебанов сделал паузу, несомненно, хорошо рассчитанную. –Я вам это неофициально говорю, как мужик мужику.

Он смотрел загадочно, с непонятной подначкой. Опять что-топридумал. Но у Данила не было ни времени, ни желания разгадывать новые ребусы.Взяв радиотелефон, он набрал номер и, когда после шестого гудка откликнулсязаспанный голос, сказал громко:

– Лев Маркович, голубчик, труба зовет…

…Лев Маркович Хазин, стряпчий Божьей милостью и юридическийпрохвост, каких мало, устроился чуть поодаль от стола Клебанова, нахохлившись,как сонная муха. Любой моментально сказал бы, что шантарское юридическое светилодремлет сидя и откровенно злится, что его притащили сюда в два часа ночи – нотак решить могли только те, кто Леву не знал близко. В самом деле он был свеж иготов к действию, как граната с выдернутой чекой – да к тому же успелподсчитать сверхурочные, положенные ему за подобные вызовы в неурочный час. Аот такой суммы любой пришел бы в самое радужное настроение.

– Итак… – сказал Клебанов, задумчиво вертя в рукахавторучку. – Вариантов у нас два. Либо мы с началом рабочего дня проводимдопрос подозреваемого…

Лева мгновенно ожил:

– Не будете ли вы столь любезны изложить аргументы,позволяющие перевести моего клиента в категорию «подозреваемых»?

– Будем считать, я оговорился, – сказал Клебанов средкой для него сговорчивостью. – Либо мы с началом рабочего дня проводимдопрос гражданина Черского как с в и д е т е л я, либо будем считать, чтогражданин Черский добровольно пожелал дать письменные показания…

– Допросы в ночное время…

– Я же сказал – это не допрос. Гражданин Черский влюбой момент может покинуть это здание. Следите, пожалуйста, за моей мысльювнимательнее – я просто хочу сказать, что гражданин Черский добровольно пожелалдать п и с ь м е н н ы е показания как по делу, в котором проходит свидетелем,так и по фактам, связанным с задержанием нами гражданина Шимко…

Лева открыл было рот, но Данил остановил его взглядом.Кажется, он догадался, в чем сок: старлей недвусмысленно дал понять, что хочетнаклеить на Есаула как можно больше официальных бумажек, закреплявших чернявогона нарах словно якоря. Будь старлей ссученным, он так себя не вел бы. Но ДанилуЕсаул нужнее на свободе… или нет? Ситуация… Если Есаул прикорнет на нарахподольше, есть шанс передать его Георгину. А на свободе лови его потом…

Клебанов, словно бы помогая ему, спросил:

– По-моему, вы хотели заявить, что гражданин Шимкопроник в квартиру, принадлежащую покойному гражданину Ивлеву?

Данил решился:

– Вот именно. Проник. То, что американцы называют«бэрглэри». Мы, знаете ли, собрались помянуть усопшего, и тут с помощьюнеизвестно как оказавшихся у него ключей гражданин Шимко самым нахальнымобразом проник в квартиру. Мы, как добропорядочные граждане, немедленно повезлиего в районное отделение милиции, но по дороге пришлось заехать на мою дачу, чтобызабрать рацию, которую я там оставил.

Клебанов быстро писал. Вообще-то он мог задать массу ехидныхвопросов, спросить хотя бы, как случилось, что по дороге от квартиры Вадима додачи они миновали целых три райотдела милиции – но не спросил. Значит, Данилугадал, и Есаул старлею необходим как украшение коллекции…

– Напишите здесь…

– «С моих слов записано верно», – подхватилДанил. – В самом деле, верно, что и удостоверяю… С этим нахальнымвторжением все?

– Все, – Клебанов положил перед собой чистый лист. –Благодарю вас.

– Ну, а в свидетели чего я затесался?

– Вы сегодня посещали гражданку Светлану ВикторовнуГлаголеву?

– Посещал, – сказал Данил почти сразу же, вновьощутив знакомое неудобство под ложечкой.

– Сообщили о смерти бывшего мужа?

– Да.

– В интимные отношения не вступали?

– Не вступал, – сказал Данил, вновь тормознуввзглядом Леву.

– Когда вы покинули квартиру гражданки Глаголевой?

– Примерно в десять утра.

– Куда поехали потом?

– На Кутеванова, в квартиру Ивлева.

– Долго там пробыли?

– Минут сорок.

– Кто-нибудь вас видел, когда входили?

– Соседка из четырнадцатой. Фамилии не знаю, зовутКатей.

– Куда направились потом?

– На Чкалова, в офис «Интеркрайта». Туда я приехалоколо одиннадцати и безвылазно пребывал примерно до половины шестого, что можетподтвердить масса свидетелей – начиная от Лалетина и кончая охранниками.

– А кроме Кати, кто-нибудь может подтвердить, что вы с…ну скажем, с десяти пятнадцати до десяти сорока пяти находились в квартире наКутеванова?

– Вряд ли, – взвешивая каждое слово, сказалДанил. – Да и Катя может подтвердить одно: в квартиру я вошел… Возможноона слышала, как я там крутил музыку… Но в квартире со мной не было ни Кати, никого другого…

– В каких отношениях вы находились с гражданкойГлаголевой?

– Н а х о д и л с я? – спросил Данилмедленно. – В прошедшем времени?

– Так в каких отношениях?

– В дружеских.

– А спать с ней вам не случалось?

– Случалось. Но потом перестало… случаться.

– Вы ее не ревновали?

– И не думал. Есть женщины, которых никогда не придет вголову ревновать.

– Она вам не показалась чем-то обеспокоенной?Встревоженной?

– Она в жизни не беспокоилась и не тревожилась, –сказал Данил. – Не та натура.

– Вы многих ее знакомых знаете?

– Трудно сказать…

– Этого?

Клебанов продемонстрировал ему большой черно-белый снимок –мосье Хилкевич, выходящий из подъезда. Не нужно даже ломать голову, прикидывая,с какой точки снято, все и так ясно – «Кинг-Конг»…