Доктор болен - Энтони Берджесс

Бармен объявил, что пора закрываться; мокрое полотенце задрапировало пивные крапы.

— Ты ведь на всю ночь хочешь, правда? — сказала Корал. — Не просто по-быстрому позабавиться перед последним поездом?

— Ну, — сказал Эдвин, — идти мне некуда. Я имею в виду, не хочу возвращаться, спать втроем в постели со всеми этими овощами. Думал пойти в отель или еще куда-нибудь.

— Знаю самое что ни на есть подходящее место, — заявила Корал, беря его за руку.

— Но, — объяснил Эдвин, — я должен объяснить. Не думай, будто дело в деньгах или еще в чем-нибудь, можешь все получить, что захочешь, только, видишь ли, есть осложненьице.

— В чем дело? Господи, холодрыга какая. — Было определенно холодно; холод восседал на улицах персонификацией холода. — Такси! — крикнула Корал. Эдвин перехватил бутылку «Мартеля» на манер дубинки, ибо ему не понравился вид каких-то итальянизированных антропоидов впереди. — Такси! — снова крикнула Корал, и подъехало такси.

— Ты, да? — сказал шофер.

— Ты, — передразнила Корал. — Что за «ты», когда она дома? — И назвала отель за Тоттенхэм-Корт-роуд.

— Суть в том, — сказал Эдвин, когда они тронулись, — что есть определенное осложнение. Называется: отсутствие либидо.

— Порядок, — заверила Корал. — У меня времени полным-полно. Не возражаю, если ты не чокнутый. Да я с первого взгляда увидела, что ты не чокнутый. Всегда можно сказать по глазам. Никогда не поверишь, даже наполовину, чего порой требуют.

— Суть в том, — сказал Эдвин, — что я фактически требовать ничего не могу.

— Был один, — рассказывала Корал, — приволок меня к себе домой, а дом полный гробов. А в одном сбоку дверца, чтоб выбраться. Дикость? Никогда не видала ничего подобного. Да платил он пять никеров за каждый гвоздь, а дела шли неважно, когда янки свалили. Ну, давай гвозди вколачивать, сам орет: «Приготовься отправиться и предстать перед Господом», а я внутри трясусь, как лист, будь я проклята, только надеюсь, та самая потайная дверца не подведет. Так и было, иначе я тут тебе не рассказывала бы про это, правда? А другие все отдадут, лишь бы их отхлестали. Все, чего пожелаешь. Скажи своим звездам спасибо, что моей профессией не занимаешься, не имеешь дела со всякими чокнутыми, больше ничего сказать не могу. Мне нормальные вполне годятся, можно чуточку пообжиматься до и после. — И немножечко пообжималась с Эдвином.

— Суть в том, — сказал Эдвин.

— Прибыли, — объявила Корал. — Не особенно раскошеливайся на чаевые этому хаму. — Эдвин расплатился настоящими деньгами, за что шофер особой благодарности не проявил. («Пятифунтовой бумажки, вот чего ты заслуживаешь, дружок», — подумал Эдвин.) И регистратору в отеле заплатил вперед подлинными деньгами. С виду отель не был чисто функциональным: имелась крошечная комнатка с телевизором, служитель проводил их наверх без подмигивания и ухмылок. В спальне стояла домашняя двуспальная кровать, под ней льдисто поблескивал ночной горшок; электрический камин, счетчик шиллингов. — Холод адский, — воскликнула Корал. — Открой бутылку, дай дернуть. — Эдвин в поисках шиллингов вывалил на постель серебро. — И десять хрустов заодно на каминную полку, — сказала Корал. — Потом можно будет позабыть про деньги, понятно?

Они сели в кресла у огня, попивая бренди из одного стакана для зубных щеток.

— Люблю мило поговорить, — призналась Корал, — прежде чем взяться за дело. Как-то больше по-человечески получается. И приятно поболтать с образованным, вроде тебя.

— Суть в том, — сказал Эдвин.

— Я и сама училась. Книги, музыка и так дальше. И что это дает? Что это тебе дало? Облысел раньше времени от учения, осмелюсь сказать, зачитался книжками, по глазам твоим вижу. Не то чтоб мне не нравились лысые головы. Я лысые головы очень даже люблю. Сними-ка эту штуку, — сказала Корал. — Правильно. Прелесть. По-настоящему привлекает. — И нанесла на скальп Эдвина липкий поцелуй. Потом несоблазнительно задрала юбку, принялась отстегивать чулки. — В постели теплее, чем в комнате, — заявила она.

— Суть в том, — сказал Эдвин, — что я не могу.

Корал остановилась, держа в пальцах подвязку.

— Чего не можешь? — спросила она, не сводя с него глаз. — На войне чего-то отстрелили или еще что-нибудь?

— Нет, нет, не то, все в порядке. Я просто не могу. Отсутствие либидо. — Эдвин сглотнул. — Так это называется.

— Ты уже говорил, — напомнила Корал. — Это еще что за член?

— Это не член, — объяснил Эдвин. — Просто я не способен почувствовать интерес. Ни к одной женщине. Поэтому моя жена ушла с другим мужчиной, с бородатым художником.

— С бородами нисколько не лучше, — заметила Корал, качнув головой. — С волосами нисколько не лучше. Вот тут Библия ошибается. Хотя меня волосы не особо волнуют. Так или иначе, что ты хотел сказать своим замечанием? Насчет интереса к женщинам?

— Пожалуйста, — попросил Эдвин, — не сердись из-за этого. Это вовсе не значит, будто я не считаю тебя привлекательной. Ты очень привлекательная. Только я ничего не хочу в связи с этим, и все.

— Тебе, что ли, больше с мужчиной понравилось бы? Ты, что ли, гомик? Тогда какого черта ко мне привязался?

— Ничего я не привязывался, — возразил Эдвин, — как тебе отлично известно. И нечего жаловаться. Вон деньги на каминной полке. Можешь просто уйти, правда? Десять хрустов ни за что ни про что.

— Правильно, — сказала Корал. — На мороз меня выставить. Выставить дурой чертовой перед администрацией. У меня тоже гордость есть, правда?

— Но ведь для тебя, — сказал Эдвин, — это, конечно, лишь способ зарабатывать деньги?

— Ох, деньги, — хмыкнула она. — Деньги — неплохо, по-моему. Только жизнь ведь не может быть просто в деньгах, и ни в чем больше, правда? Серьезно. Меня это обижает. Уязвляет в самое больное место. Я хочу сказать, ты не гомик, не чокнутый, на войне ничего не отстрелено. Потом я раздеваюсь, ложусь вон в ту постель или тут перед камином, а ты можешь только сказать, будто не интересуешься. Да еще с такой лысиной.

— И это действительно все, что есть у вас, девочек, на продажу? — сказал Эдвин. — Пассивность? Просто становишься вещью, куда время от времени грязную водичку сливают? Чтобы уязвить меня в самое больное место?

— Ты хочешь сказать, — изумилась Корал, — первый раз? Никогда раньше не пробовал? Я у тебя первая буду?

— Ну, не будешь ты первая, — сказал Эдвин, — как тебе отлично известно. Впрочем, — поправился он, — полагаю, да, первая. Никогда нужды не было. Понимаешь, я рано женился. Я имею в виду, никогда еще это не делал за деньги.

— И сейчас не придется, — объявила Корал, — если будешь разговаривать в таком тоне. У меня тоже есть чувства, как и у любого другого. Не собираюсь терпеть оскорбления.

— Прошу тебя, пожалуйста, — попросил Эдвин. — Я тебя не оскорбляю. Пожалуйста. Ты мне нравишься. Ты, по-моему, милая. Но я попросту ничего не могу. Вот и все.