Любовь на спор - Любовь Попова

— Марк! Алкашку привезли! Примешь? — отрывает меня от отчетов Димыч, и я, не глядя, киваю. Выхожу из кабинета и иду по коридорам, мимо сотрудников, на улицу.

Людей пока немного, так что многие вещи приходится делать самому.

Но грех жаловаться. После того, как мы смогли обезвредить Черепанова, наплыв проверяющих контор, отбивающих пороги, резко снизился. Я смог вложить деньги в рекламу.

После приема такого количества алкоголя, которым может ужраться небольшое поселение, как обычно заглядываю в телефон.

Куча не отвеченных звонков от поставщиков, сотрудников, даже от Алекса. И ни одного от нее.

Я дал нам время.

В конце концов ее очередная истерика в офисе чуть не порушила все дело. Я дал время себе, чтобы понять, а нужна ли вообще мне эта истеричка.

Вот только каждый день этого чертового месяца стоит только подумать о ней, о ее теле, смехе, мышцы начинает ломить, как от мороза, а голову заполнять образы и звуки, как от психотропных препаратов.

И даже ее крик разъяренной фурии: «Ты опять меня обманул, скотина!». Не кажется таким раздражающим.

Руки сами тянутся к кнопке вызова со сладким именем «Булочка», но я себя останавливаю.

Я все ей рассказал. Все, как есть. От начала до конца.

И если она не поверит мне, если ее обида, ее психи окажутся сильнее, то может… К черту?

Может, я зря мучал ее и себя?

Можно начать встречаться с милой девочкой Эллой, что смотрит на меня оленьими глазами из-за бара, и жить в свое удовольствие, работать.

Можно, да…

Но когда я искал легкие пути?

Буду как дебил ждать, когда королева соизволит навестить шута и выслушать еще раз, может быть задать вопросы.

И я отвечу. Отвечу на каждый. Сотню раз признаюсь в любви. Поставлю раком и нежно выебу. И кончится ломка, и начнется счастье.

Хмыкаю на собственные мысли, когда вижу вдалеке брата.

Вот уж поворот событий.

Нет. Сдавать Малышеву я его не стал. Тем более теперь в его шпионаже нет причин. Как, впрочем, и в нашем общении.

Но он брат, и я не могу выгнать его.

— Привет, — жму руку, когда он приближается, и мы сегодня удивительно гармоничны. Я в черном, он в светлом. Указываю на столик в углу.

Скоро помещение будет забито под завязку, и, наблюдая за этим каждый вечер, я могу хоть немного отвлечься от мыслей о Даше.

Но сейчас не получается. Сейчас эти мысли трансформируют в желание избить подонка, что, как и я, использовал Дашку.

Но я-то давно и мне можно. А он просто ублюдок.

— Привет, — кивает он и идет за мной. Элла тут же приносит разбавленное виски и в шоке смотрит на Кирилла. Может их свести? Хотя вряд ли. Этот извращенец продолжает сохнуть по сестре.

— Спасибо, Элла, — ничего не объясняю я. Чем обижаю хрупкую блондинку. — Дальше мы сами. Ну… Брат. Хочешь что-то рассказать.

— Хочу, — помешивает он лед в бокале.

— А месяц ты мариновался, чтобы…

— Не все такие смелые, как ты.

— Ну, чтобы подойти к чужой бабе, ты был очень смелый. Чтобы соврать, смелость нашел, чтобы оклеветать меня, тоже не труханул. Думаю, и трахнуть был готов! Жаль, она тебя опрокинула.

— Марк… Она не была твоей девушкой.

Что?!

— Была! — ору, чувствуя, как злость уже хлещет изо всех щелей. Не будь этот гандон братом, уже бы лежал с разбитой рожей. — Даша моя! И ты, тварь, знал это!

— Ладно, — внезапно срывается Кирилл на крик, и я вижу, как работа замерла в клубе. — Но ты сам знаешь, кто такой…

Черепанов. Ладно.

Я догадывался, что там идет речь о шантаже. И Кириллу было проще использовать Дашу, которая, по сути, для него ничего не значит, чем рисковать семьей.

— Он бы убил их, пойми. Я не мог…

— Да знаю я. Что ты мне объясняешь.

— Почему его не посадят в тюрьму. К чему этот домашний арест?

— Потому что куплены слишком многие. Но Алекс работает над этим.

— Что вы нашли тогда в офисе? И… — он обводит глазами помещение. — Почему Даша не с тобой. Я думал, вы помирились.

— Ну, пока документы тырили, помирились, а потом я увидел компромат, отказался ей показать. Там был пиздец. Не для ее неуравновешенной психики. Но она все равно устроила истерику, хотя я хотел защитить ее. Кричала, рыдала, звала охрану. Чуть не сдала нас. Я тогда решил, что может правда ее взбодрит, рассказал все, как было. Что виноват лишь косвенно. Что спас Черепа. Даже показал пулевое ранение. Но эта дура не поверила. Ну или очень удачно сделала вид. Короче, когда ее отец приехал на вызов включенной ею сигналки, мне пришлось ее вырубить… После этого я снова в глубоком бане…

— И что теперь?

— Сама придет.

— Самоуверенно, — хмыкает

Кирилл и все-таки пьет принесенный виски. Закашливается, а я хмыкаю. У него всегда были проблемы с двумя вещами. — Может, стоит ей написать?

— Не знаю, — протираю лицо ладонью, чувствуя, как дрожь неприятного липкого страха касается кожи. — Может и напишу. Или позвоню.

— Может прямо сейчас? — предлагает Кирилл дружелюбно, и я понимаю его позицию. Он хочет мира. Но я еще нескоро смогу быть близкими, как до рождения Лели. Когда мы все делили на двоих.

Кручу в руках телефон и киваю сам себе. Попытка не пытка.

— Алло, — на той стороне вызов принимает Саша, жена Алекса.

— Саша, добрый день, — надо хоть попытаться быть вежливым, хотя голос дрожит, как и стакан в другой руке. — Не могли бы позвать к телефону Дашу.

— Марк… — сначала она, выдавая всю ненависть своей падчерицы, отвечает грубо, но тут же как будто задумывается. Говорит теперь мягко, словно хоронит. — Марк… Мне очень жаль. Но она едет в аэропорт. У нее самолет до Парижа.

Что, блять! В руке лопается стекло, но боли я не чувствую.

— Когда?

— Сейчас… Она там поступила в университет. И там тетка ее живет.

— Во сколько самолет?

— Через час… Марк, наверное, уже поздно.

— Поздно будет, когда я сдохну, — выплевываю я, и неожиданно для самого себя спокойно говорю. — Спасибо, Саша.

Телефон падает из рук, как и настроение. В голове куча вопросов, мыслей, и самая главная: «сама придет, ага». Придурок.

— Ты не успеешь за час в аэропорт, — неожиданно вмешивается брат, и я поднимаю голову. Он не сказал ничего нового, но мне хочется его задушить. Париж, блять? Совсем охуела? Пидара французского трахать? На Эйфелевой башне?

— Зато в универ успеем. Да не делай ты такое выражение. Я себе тупым кажусь, — Алекс мне должен. Пусть он звонит и останавливает ее. — Поехали!