Дочь палача и Совет двенадцати - Оливер Петч

Барбара, не в силах вымолвить ни слова, провела рукой по материи, мягкой, как кожа Софии. Никогда еще не держала она в руках такой красивой ткани.

– Спа… спасибо, – произнесла наконец Барбара.

– Я тут подумал, не прогуляться ли нам? – предложил Конрад Неер. – Чтобы познакомиться поближе. Или ты предпочла бы в такой холод посидеть в таверне? Я знаю милое местечко, где хозяин не пучит глаза, если человек вроде меня появится там с юной дамой.

– Дамой? Так меня еще никто не называл…

Барбара вдруг рассмеялась. Она взглянула на Неера, который стоял перед ней в ожидании ответа. Он был лет на тридцать старше ее. Живот у него выдавался вперед, и в волосах начали появляться седые пряди. Но палач выглядел вполне опрятно, у него были манеры, и он, очевидно, знал, как осчастливить женщину.

– Ну, соглашайся же, наконец! – шепнул Георг. – Пока бедняга от тоски не помер.

Барбара еще раз провела рукой по мягкой ткани. Ее мучили сомнения. Хотя что она, в конце концов, теряла? Они могли, по крайней мере, познакомиться поближе…

– Ну, ладно, – сказала наконец Барбара. – Пойдемте в это ваше местечко. Кружка подогретого вина мне и впрямь не помешает. – Она показала на красный от холода нос Неера. – И вам, видно, тоже. А то у вас, чего доброго, из носа сосулька вырастет.

Барбара взяла Неера под руку. У него был теплый плащ, и от него самого приятно пахло.

«Что я, в конце концов, теряю?» – снова подумала дочь палача.

Они вместе вышли через открытую калитку на улицу.

* * *

От трактира до мануфактуры долго идти не пришлось. Дайблер подробно объяснил Куизлю дорогу. И вот Якоб стоял перед массивным трехэтажным строением, на которое обратил внимание еще в день прибытия.

Сложно было свыкнуться с тем, что в грязном Ау находилась мануфактура по производству благородного шелка. Куизль слышал, что дорогую материю ткали из нити каких-то гусениц, сначала в далеком Китае, а потом в Венеции и других местах по ту сторону Альп. Но в Баварии? Да еще в таких количествах, при множестве ткачих и в здании размером с церковь?

Впрочем, неважно, производили на мануфактуре шелк, башмаки или канаты для виселиц – Куизлю было все равно. Он пришел сюда затем, чтобы разузнать об убитой Эльфриде Таннингер, которая, по всей видимости, работала здесь.

Куизлю действительно было обидно оттого, что его столько лет не принимали в Совет Двенадцати. Теперь у него появилась возможность доказать всем этим недалеким тупицам, что умом и сообразительностью можно добиться большего, чем при помощи клещей и тисков.

Якоб оглядел узкие окна, большей частью забранные решетками. Вообще, мрачное строение напоминало скорее тюрьму, а не мастерскую. Дверь была собрана из массивных досок, на железных петлях и с закрытым окошком на уровне лица. Сбоку висел шнур звонка. Куизль дернул его и стал ждать. Никто ему не открыл. Тогда палач принялся дергать шнур, так что звон поднялся, как на пожар. В конце концов за дверью послышались шаркающие шаги.

– Иду, иду уже! – донесся женский голос. – Кто бы там ни был, чтобы так трезвонить, должна быть причина. Иначе лично кожу с него на ремни сдеру!

«Теплый прием», – подумал Куизль.

Окошко в двери открылось, и оттуда выглянула старая, густо накрашенная женщина, недоверчиво уставившаяся на Куизля.

– Чего надо? – спросила она резко.

– Меня послал мюнхенский палач, – ответил Якоб. – Открывай.

Куизль знал, что одно лишь слово «палач» на многих нагоняло страх. А если и нет, то, по крайней мере, пробуждало любопытство. Так было и в этот раз.

– Что же палачу нужно от нас? – спросила женщина, чуть присмирев.

– Скажу, когда откроешь дверь.

Женщина на секунду задумалась. Потом отодвинула засов, и тяжелая дверь со скрипом отворилась. Сложно было определить возраст женщины, стоявшей на пороге. Она была накрашена, как двадцатилетняя шлюха, и, по всей видимости, носила парик с белыми волосами. Однако морщины на лице, множество прорех в зубах и весь ее брюзгливый облик свидетельствовали о том, что ей давно перевалило за пятьдесят. Женщина скрестила руки на объемистых грудях и окинула Куизля недоверчивым взглядом.

– Ну, чего тебе надо? – спросила она сквозь зубы.

Якоб протиснулся мимо нее внутрь и оказался в передней – крохотной комнате, откуда вела вверх лестница. Сверху доносился ритмичный треск и гул, словно одновременно работало множество станков.

– Эй, чего удумал? – запротестовала женщина.

– То, что я скажу, не для чужих ушей, – прорычал Куизль. – Это в твоих же интересах. Я – новый помощник Дайблера. Он послал меня, потому что соседи говорили, будто твои девицы подрабатывают на улице. Сама знаешь, палач должен знать всех проституток поименно.

Якоб нагло врал, но на женщину это оказало должное действие. Покраснев и надув щеки, она фыркнула:

– Глупости какие! Это достойное заведение. К тому же дела Ау мюнхенского палача не касаются!

– Касаются, если девицы ошиваются в Мюнхене. Эльфрида Таннингер, к примеру, помилуй, Господи, ее душу.

Как это часто бывало, Куизль не планировал наперед своих действий. Теперь чутье подсказывало ему, что он ничего здесь не добьется, пока не загонит старую каргу в угол. И действительно, женщина вздрогнула, стоило Якобу упомянуть имя убитой девушки. Похоже, он нащупал ее слабое место. Хозяйка быстро пришла в себя и опустила голову.

– Я слышала, что случилось с бедняжкой Эльфи, – пролепетала она. – Скверное дело… Мы постоянно предостерегали ее, чтобы она не водилась со всякими незнакомцами. Но молодые девицы, что с них взять… Не желают слушать добрую матушку Йозеффу! – Она исподлобья взглянула на Куизля, и рот ее скривился в усмешке. – А ведь я подобрала ее с улицы!

«А потом выжала до последней капли», – подумал Куизль.

– У нее здесь остались подруги, которые смогут подтвердить, что она не зарабатывала на улице? – продолжил он допрос.

Матушка Йозеффа задумалась, потом кивнула.

– Подожди-ка минутку.

Она поднялась по лестнице на верхний этаж, где не стихали треск и гул. Через некоторое время Йозеффа вернулась с девушкой лет семнадцати или восемнадцати. Девушка была бледная и худая, с прямыми светлыми волосами и в грязном рабочем фартуке. Она была явно напугана. Но кого она боялась больше, его или Йозеффу, Куизль не мог сказать с уверенностью.

– Это Ева, – представила хозяйка напуганную девушку. – Она хорошо знала Эльфи. Приехали с одного захолустья. Кажется, из Шроббенхаузена, правильно? – спросила она Еву.

Девушка нерешительно кивнула, но ничего не сказала.

«Бледная, с прямыми светлыми волосами, – пронеслось в голове у Куизля. – Возможно, это она приходила к капитану Лойблю».

– Так ты из Шроббенхаузена? – спросил он мягким голосом. – Я знаю те места. Один мой кум там за живодера. Приятный городишко… А что, большая липа до сих пор растет у колодца?