Прощание Зельба - Бернхард Шлинк

И я представил себе другой разговор, состоявшийся этой весной. Шулер ждал Велькера, чтобы рассказать про Самарина, про его происхождение и его махинации. В подвале он наткнулся на деньги, а разыскивая следы негласного компаньона, обнаружил паспорт. Паспорт Урсулы Брок, которую он знал исключительно как фрау Самарин. Возможно, он считал себя обязанным рассказать об этом и Самарину. Но Велькеры всегда стояли у него на первом месте, так что информация должна была в первую очередь попасть к Бертраму Велькеру. А Велькер пришел с Самариным, и Шулер не мог поговорить с ним так, как ему хотелось. Велькер сказал, что старик говорил загадками, и, наверное, он действительно говорил загадками, не столько о деньгах, сколько о Грегоре Броке. Возможно, это не у Велькера, а у Самарина был понос, и не Велькер, а Самарин часто выходил в туалет. Возможно, Шулеру все-таки повезло и он успел сообщить Велькеру о вновь открывшихся обстоятельствах.

Или наоборот, не повезло?

Я поехал в контору и вытащил лекарства, которые забрал из ванной Шулера. Взял пузырек катапрезана и отнес в аптеку имени Коперника, где четыре милые аптекарши давным-давно обслуживают меня настолько профессионально, что я почти никогда не обращаюсь к врачам. Я отдал пузырек заведующей. Она не знала, как скоро сможет им заняться. Но когда вечером по дороге из «Розенгартена» я заглянул к себе в контору, она уже успела проверить содержимое и оставила мне сообщение на автоответчике. Это были таблетки центрамина, безобидный препарат из магнезии, кальция и калия для стабилизации вегетативной нервной системы и профилактики сердечной аритмии. Я вспомнил: центрамин попадался мне среди медикаментов, которые доктор Армбруст выписывал Шулеру и которые я нашел у него в ванной. Кстати, таблетки центрамина но виду настолько похожи на таблетки катапрезана, что их легко можно перепутать.

Я так и не успел продумать дальнейшие действия. Подойдя к дому и доставая ключ, я услышал: «Господин Зельб!» Из темноты в круг света от висящей над дверью лампы шагнул Карл-Хайнц Ульбрих. В костюме-тройке. Но жилетка была расстегнута, ворот тоже, галстук висел криво. Больше никаких попыток изображать банкира.

— Что вы здесь делаете?

— Можно мне подняться к вам?

Я на секунду заколебался, и он тут же улыбнулся:

— Когда-то я уже говорил, что ваш замок — детская игрушка.

Мы молча поднялись по лестнице. Я открыл дверь и, как в прошлый раз, пригласил его сесть в кресло, а сам сел в другое. Потом, решив не быть мелочным, встал, принес бутылку белого сансерского вина и налил в два стакана.

— Хотите вина?

Он кивнул. Пришел Турбо и снова потерся о его ноги.

— Какие мы совершаем ошибки, — начал он без всякого предисловия. — Как много всего мы не знаем! Конечно, можно научиться, но в пятьдесят лет очень тяжело учиться тому, чему положено учиться в двадцать, и недостаток, на который в двадцать лет не обращаешь внимания, в пятьдесят сильно бьет по нервам. Налоговые декларации, страховки, банковские счета, договоры, которые вы заключаете по всякому поводу и без повода, — мы ведь никакого понятия об этом не имели. Но главное — язык! Я до сих пор не понимаю, когда вы говорите искренне, а когда нет. У вас слова имеют совсем другое значение, не только когда вы просто врете, но и когда рассказываете о своей фирме, рекламируете свой товар или пытаетесь его продать.

— Могу себе представить, что это…

— Нет, не можете. Но я ценю вашу деликатность.

Он взял стакан и сделал глоток.

— Когда Велькер предложил мне работу, я сначала подумал, что вы его предостерегали и он хочет меня купить. А потом я подумал: а почему, собственно говоря? Почему у меня сразу появляются такие мысли? Мы очень хорошо поговорили. О том, что я имел дело с экономическими преступлениями, что я служил в госбезопасности. Его нимало не смущало, что я приехал из Восточной Германии. Он сказал, что ему как раз нужен такой человек. Я решил поверить в его слова и в самого себя. Банковское дело не хитрость, сказал я себе и почитал «Хандельсблатт»[18]— признаюсь, это нелегко было переварить, — еще я купил книги по экономике производства, по менеджменту и бухгалтерии. Знаете, люди с Запада тоже не семи пядей во лбу. К тому же не знают ни страну, ни людей. А я-то уж знаю сорбов как облупленных.

Понятия не имею, что на меня нашло. Вспомнился вдруг шлягер шестидесятых годов, Петер Александер пел тогда: «Ich zehle teglich meine Sorgen…»[19]Я каждый день перебираю своих сорбов?

— Я честно старался. — Он устремил взгляд в пространство. — Но меня в очередной раз подвел язык. Вам с самого начала было понятно, что сказал Велькер: мне нужен простофиля, который не раскумекает, что тут на самом деле происходит. И Карл-Хайнц Ульбрих как раз и есть такой простофиля.

— И когда же вы «раскумекали»?

— Ах, еще несколько недель назад. Случайно. У нас в округе много маленьких филиалов, я подумал, что должен с ними познакомиться, вот и ездил — каждый раз в новый. Как-то приезжаю в такую дыру, пять унылых сараюх, вокруг все завалено, как будто там никто не живет, одна маленькая улица, которая никуда не ведет, и филиалу тут вроде бы и делать нечего, и я спросил тебя: для чего тут вообще нужен этот филиал? Чем он тут занимается? Просто служит таким местечком, где можно размещать деньги. Мне не потребовалось много времени, чтобы разобраться. Если я хочу что-то узнать…

— Знаю, в слежке вы любому сто очков вперед дадите.

— Я не только следил. Я еще и справки навел. Велькер — не мафия. Его люди — русские, и он работает на русских, вот и все. Прежде чем его люди начали работать на него, они работали на того человека, которого он потом застрелил. И он работает не только на русских. Он сам по себе, имеет прибыль от четырех до шести процентов, это не много, но на отмывании денег больше и не заработаешь. Все дело в объемах. Вот от них-то все и зависит. Мы с Верой выяснили, что отмывание наличных денег — это только приработок, чтобы сделать приятное клиентам. Настоящий бизнес — это отмывание безналички.

— Вы были в полиции?

— Нет. Если это дело накроется, то и Сорбскому тоже конец, а все сотрудники окажутся на улице. Мне не пришлось долго читать книги, чтобы заметить, что у нас непомерно раздуты штаты. Шветцингенское начальство не вмешивается, чтобы не поднимать лишнего шума. И знаете, что еще я себе говорю? Раньше у нас такого не было. Это принесли с собой ваши. И разбираться с этим должна ваша полиция.

— Могу вас заверить, что раньше у нас в Шветцингене так же не занимались отмыванием денег, как и у вас в Котбусе. Не вы ли мне говорили про чеченцев, грузин, азербайджанцев…

— У нас чеченцы сидели у себя в Чечне, а грузины — в Грузии. А вы все перевернули с ног на голову.