Поправка за поправкой - Джозеф Хеллер

— Я никогда не делал официальных заявлений такого рода, и сейчас не собираюсь. Когда мы с вами сможем начать, мистер Гаффни?

— А мы уже начали, мистер Йоссариан. Синьор Гаффни ничего в долгий ящик не откладывает. Я времени зря не трачу. Вы скоро и сами это поймете. Я уже затребовал у правительства, сославшись на закон о свободе информации, все касающиеся вас документы и вот-вот получу от одного из лучших частных бюро по отслеживанию потребительского кредита вашу кредитную историю. Для начала неплохо, а?

— Я нанимаю вас не для того, чтобы вы копались в моем белье!

— Но мне же нужно выяснить, что им о вас известно, прежде чем я попытаюсь выяснить, кто они такие. Сколько, вы говорите, их за вами таскается?

— Я насчитал самое малое шестерых, хотя двое или четверо, возможно, работают в паре. И еще я заметил, что разъезжают они в дешевых машинах.

— Эконом-класса, — поправил его Гаффни и пунктуально пояснил: — Это чтобы оставаться неприметными.

Он начинал производить на Йоссариана впечатление человека до крайности дотошного.

— Стало быть, шесть? «Шесть» — хорошее число, тут есть с чего начать, — радостно продолжил Гаффни. — Да, число очень хорошее. О нашей личной встрече вам пока лучше забыть — за мной тоже нередко следят. Мне не хочется, чтобы кто-то из них взял мой след и догадался, что я работаю на вас, — если, конечно, не выяснится, что они работают на меня. Я предпочитаю находить решение до того, как столкнусь с проблемой. Так, теперь выключите, пожалуйста, воду, если у вас хватит на это решимости, ладно? А то она начинает меня допекать. Я уже охрип в стараниях перекричать ее, да и вас почти не слышу. Строго говоря, при разговорах со мной она вам не нужна. Ваши друзья называют вас «Йо-Йо», так? А некоторые даже «Джон»?

— Только самые близкие, мистер Гаффни.

— Господи, да зовите вы меня «Джерри».

— Должен вам сказать, мистер Гаффни, разговор с вами сильно действует мне на нервы.

— Будем надеяться, что это изменится, мистер Йоссариан. Если позволите сказать это, донесение вашей сестры доставило мне большое удовольствие.

— Какой еще сестры? — удивился Йоссариан. — У меня нет сестры.

— Мисс Мелиссы Веденмюллер, сэр, — учтиво пояснил Гаффни, понизив голос и кашлянув, мягко и неодобрительно.

— Вам и о ней известно?

— Так они у нас все под колпаком. Пациент выживает. Никаких признаков инфекции.

— По-моему, это феноменально.

— Рад, что смог порадовать вас, мистер Йоссариан.

А о капеллане так и не было ни слуху ни духу: явившиеся к нему неизвестные лица поместили его на предмет исследований и допросов в какое-то секретное место, после того как капеллан, неожиданно вспомнивший про закон о свободе информации, четыре месяца назад отыскал Йоссариана в больнице и вторгся в его жизнь с проблемой, решить которую он, капеллан, самостоятельно не мог и считал, что никому на свете, кроме Йоссариана, доверить ее нельзя. Без какого-либо предуведомления — Йоссариан пытался предупредить его по телефону, но опоздал на полдня — капеллана схватили прямо у него на дому, в городе Кеноша, штат Висконсин, и утащили куда-то, чтобы посадить под стражу, агенты, которые занимались вопросами настолько секретными и имевшими такое значение для национальной безопасности, что они не могли, по их словам, даже и сказать, кто они такие, не поставив под угрозу собственную секретность или секретность имевшего огромное значение для национальной безопасности агентства, сотрудниками которого они, по их словам, являлись. Одевались все они хорошо и производили впечатление людей прямых и честных — таких, которые врать не стали бы. Мужчинами они были крупными, их было много, а в словах и жестах их сквозила привычная властность.

Полиция Кеноши оказалась бессильной против них и не помешала увезти капеллана.

В день, когда капеллан пришел к нему, Йоссариан лежал, прислонившись спиной к задней, приподнятой на день секции своей больничной койки, и с негодующей враждебностью смотрел, как дверь его палаты приоткрывается дюйм за дюймом после робкого постукивания, которое он хорошо расслышал, но отвечать на которое не стал. Затем в щели появилось ласковое лошадиное лицо с шишковатым лбом, редеющими соломенными волосами и застенчиво вглядывавшимися в Йоссариана глазами — худое, костлявое лицо, высокие изящные скулы и глаза в красноватых веках, счастливо вспыхнувшие и расширившиеся в восторженном изумлении при виде Йоссариана.

— Я знал! — радостно выпалил обладатель этого лица. — Мне все равно хотелось еще раз увидеться с вами! Я не сомневался, что узнаю вас с первого взгляда!

— А кто ты, на хер, такой? — строго спросил, не сводя с него гневного взгляда, Йоссариан.

Ответ он получил мгновенно.

— Капеллан, Тапман, Тапман, капеллан Тапман, Альберт Тапман, — затараторил капеллан Тапман. — Капеллан Альберт Тапман. Пьяноса. Пьяноса? Воздушная армия? Вторая мировая? Помните?

Йоссариан, когда до него дошел наконец смысл всех этих слов, радостно вскрикнул, узнав капеллана, и одарил его опасливой, благожелательной улыбкой.

— Черт, кто бы мог подумать? Входите, входите. Ради Бога, присаживайтесь. Ну как вы?

Капеллан послушно присел, на лице его появилось встревоженное выражение, и он негромко ответил:

— Я начинаю думать, что не очень хорошо… нет, возможно, не очень.

— Не хорошо? Тогда, значит, плохо, — заключил Йоссариан, испытывая к капеллану благодарность за то, что он того и гляди возьмет да и перейдет к сути дела. — Ладно, в таком случае скажите мне, капеллан, что привело вас ко мне.

— Беда, — просто ответил капеллан.

— Причина куда более уважительная, чем те, что называют другие мои посетители.

— Мне кажется, это серьезно. А я не могу понять, в чем дело.

Уразумев, что ни один из множества устрашающих визитеров, прибывавших в Кеношу с официальным заданием расспросить капеллана о его проблеме, не склонен, судя по всему, помочь ему понять, в чем она состоит, он вспомнил про Йоссариана и про закон о свободе информации. А затем, разузнав, как сложилась после войны жизнь Йоссариана, раздобыв его адрес и номер карточки социального страхования, приехал из Висконсина на Манхэттен, нашел его дом, и там уборщица гаитянского происхождения уведомила капеллана, что Йоссариан здесь больше не живет, и направила его к высотному многоквартирному дому в манхэттенском Вест-Сайде, где он узнал от одетого в униформу швейцара, что искать Йоссариана следует в больнице, в которую он несколько дней назад обратился с жалобами на бессонницу, кишечные колики, треморы, тошноту, знобливость и диарею, — все эти немочи постигли его, как только он услышал неутешительную новость о том, что президент Буш намерен подать в отставку, уступив свой пост Куэйлу.

Добравшись до двери, ведшей в палату Йоссариана, капеллан целую минуту простоял, ошеломленно вглядываясь в табличку на ней, в скупых словах сообщавшую, что посетители в палату не допускаются, а тех, кто нарушит это установление, пристрелят на месте.