Реверанс со скальпелем в руке - Тамара Шатохина

чувствовала – вывернет. Нужно говорить с Дешамом – дальше работать в таком режиме я просто не смогу. Резко вскакивать вообще вредно, но сейчас дело не только в этом – тут уже… комплексно.

Я жила здесь почти четыре недели. Ланс быстро шел на поправку, ему уже разрешалось понемножку нагружать ногу. Капрал тоже потихоньку передвигался по лазарету и даже выходил наружу. Еще одну койку занимал солдат с рубленной раной бедра. Артерия не пострадала – Бог миловал и Дешам промывал и шил его сам, а я настырно и скрупулезно отслеживала стерильность операции.

По мелочи за помощью обращались многие, я уже и не помнила всех: с болью в ушах и кашлем (сказывалось купание в прохладной реке, текущей с гор), головными болями – Дешам пускал кровь, когда и я признавала, что давление высоковато. Еще обращались с зубной болью… Я заглядывала в один такой рот – удаление нерва и пломба спасли бы ситуацию, но доктор болезненные зубы повально удалял, и тут я отлично его понимала.

Что касается инструментария, то у нас появилась жесткая щетка для мытья рук и местными силами получилось расклепать кончики пинцета, соорудив примитивный иглодержатель.

- Мадам баронесса… - тихо раздалось из-за парусинового полотнища. Ланс…

Это «баронесса» вдруг всплыло после визита маркиза. И будто бы не шлялся тогда никто рядом… точно не подслушивали, просто не посмели бы. Но полковники могли обсуждать меня потом, а кто-то услышал… не хотелось фантазий на эту тему, но другого объяснения я не видела. А солдатам приятно, наверное, знать, что на страже их здоровья стоит дама из благородных. Или еще что? Не хотелось и этого - сложно копаться в психологии разных социальных классов или примитивно – в мужской. Неблагодарное дело…

- Достаточно и «мадам», Ланс, - отозвалась я с пола, - что ты хотел, голубчик? – въелось уже такое обращение к больным. Доброжелательное и немного покровительственное - всплыло однажды, да и прижилось… как-то так - незаметно.

- Вас просят выйти, - буквально звенел его голос от радостного возбуждения. И я тоже улыбнулась… настроение тихонько ползло вверх.

- Дешам просит? Скажи – сейчас, скоро… - осторожно поднялась я на ноги. Прислушалась к удаляющимся шагам и, присев, зажурчала в горшок, стараясь, чтобы потише, потом одевалась… Судя по голосу парня, там точно не алярм…

Возле лазарета стояла телега, полная каких-то тючков, а возле нее – хмурый, как туча, доктор.

- Мари… нужно разобрать груз, разделить его на «ваш» и «наш с вами».

- Мой? Лично мой, хотите вы сказать? Любопытно…

Это «любопытно» затянулось почти до обеда. Я улыбалась… почти постоянно улыбалась – для меня ставили палатку. Ходила вокруг, смотрела… У меня будет свое собственное помещение! Пускай и ненадолго, и без надежного засова, зато при часовом. И не то, чтобы я сильно надеялась на них после того случая... Волевым усилием то, что тогда случилось, было затолкано мною в самый дальний угол памяти. Постоянно думать об этом и переживать - просто не выжить! Да и угроза постепенно уходила - никаких сопутствующих «венеркиным» болезням проявлений не наблюдалось.

Утренняя тошнота и головокружение вспомнились и увязались с мыслями о сифилисе как-то вдруг... Я как раз роскошно расселась на кровати, подпрыгнув перед этим пару раз на мягкой тонкой перинке, уложенной поверх сенного матраса. Мечтательно взглянула на высокий потолок палатки… тут оно и мелькнуло.

- Доктор Дешам, мсье! – официально обратилась я, подчеркивая важность момента: - Нам нужно поговорить. Срочно.

- Я отказываюсь это делать, Мари, - процедил он сквозь зубы, - если вы имеете в виду «тот самый» разговор.

- А вы… знаете? – замерла я, чувствуя, как сердце уходит в пятки. И кто еще вот так – знает?

- Я ничего не хочу знать! - отрезал он, - кроме того, что касается моего ремесла.

- А моей жизни? – совсем упал мой голос.

- А что с вашей жизнью? – удивился он.

- Я больна… возможно. Вы должны выслушать меня – как врач.

- За мной, мадам, - отшвырнув какую-то веревку, он широким шагом направился к проходу между редутами. Сцепив зубы, я послушно волоклась следом, – такой Дешам пугал, страшно было потерять его поддержку. Если что, придется уезжать – сразу же.

Он увел меня довольно далеко по берегу реки – по зеленой траве, мимо кудрявых кустиков и солнечных зайчиков на воде. Туда, где точно никто не мог нас услышать. Я не смотрела по сторонам – первый раз в жизни, наверное, было не до красот - совсем. Наконец мы остановились. Нервно расправив складочки на платье, я нащупала скальпель в плотных кожаных ножнах, подаренных кем-то из друзей Ланса и сжала его в руке – стало чуть спокойнее. Но горели щеки и поднималось давление. Решившись, наконец, набрала в грудь побольше воздуха и открыла рот...

- Скажите мне одно, Мари, - перебил доктор, сумрачно глядя на меня: - Вы знаете когда я умру? Можете точно назвать сроки?

И я выдохнула.

Ну не было тут подходящих слов! Скуднейший просто словарный запас – не передает и малой части…! Даже доли! Возмещают как-то интонациями и всё равно…

- Лет сорок еще проживете, как минимум, - возмущенно пророчила я, - что на вас нашло сегодня, мэтр? Вы же прогрессивный, грамотный человек… умный! Вы кем меня считаете? И давно?

- Других объяснений у меня просто нет, Мари. Они… по слухам, являются тем, кому уже пора…

- И вам не стыдно сейчас - совсем? – выдавила из себя я.

- Занятие оккультизмом и черной магией среди знати еще не так давно было обычным делом… - медленно произнес Дешам и вдруг просто взорвался, брызгая слюной: - Да это хоть что-то объясняло бы! И охота на ведьм... официально запрещена и порицается – да! Но она никогда не прекращалась, Мари! А Париж…?! Да он полон призраков! Я сам – лично, видел «красного» человека вблизи анатомического театра Королевской Академии! И не смейте сомневаться – я был трезв и ясно видел, как он ушел в стену. Пропасть между теологией и наукой неуклонно расширяется, и никто уже не верит наличию крохотных человечков, якобы обнаруженных с помощью микроскопа в человеческой сперме. И маленьких осликов – соответственно… Но что-то определенно – ЕСТЬ. И тут – Вы! Со своими странными умениями, Мари! Странными речами и всем своим… поведением. Что прикажете мне думать? – психовал он, - я