Дранг нах остен по-русски. Обратной дороги нет  - Виктор Зайцев

Придёт помощь или запоздает, первые несколько месяцев, вплоть до полугода, всем надо рассчитывать лишь на свои силы. Гарнизон в Холмогорах стоял довольно сильный, две сотни стрельцов с пятью пушками. Так думал воевода, пока в город не вошёл батальон магаданцев с десятком орудий. Нет, выглядели немецкие татары как раз непрезентабельно, одежда истрёпанная, обувь разбитая, лица загорелые, обтянутые красной обветренной кожей, но опытный воин Прозоровский достойно оценил их уверенный шаг в походных колоннах, беспрекословное исполнение приказов, а также молчаливое равнодушие, с каким магаданцы смотрели на посты холмогорских стрельцов, не сомневаясь в своём превосходстве.

Даже обидно стало воеводе, особенно, когда нахальный магаданский немец Пётр с первых слов потребовал (!), не попросил, а именно нагло потребовал документы на выезд из Холмогор. Хотел Прозоровский спустить нахала с крыльца или в поруб бросить, да внутренняя осторожность остановила. Отговорился делами да велел за документами через неделю прийти, посмотрит, мол, пока. И своих дьяков и десятника-пройдоху Харитона за немцами следить отправил. Те как ни в чём не бывало не пошли избы снимать у вдовиц, а разбили свой лагерь ниже по течению Северной Двины. В ожидании ледохода не торопились, установили походные шатры, караул, рогатки вокруг из жердей навязали. Как выразился Харитон, в Александровской слободе такого порядка нет.

– Ты язык придержи, – гаркнул на дурака воевода. Он испугался слов, слетевших с языка десятника, можно и самому на дыбу попасть за таких десятников. Однако доносить о магаданских немцах велел дважды в день, в любую погоду.

Оказался прав, потому что магаданцы вызвали в Холмогорах небывалый переполох. Оба офицера, Пётр и Николай, с утра до вечера принялись обходить купцов и кормщиков, корабелов и английских торговцев, недавно прибывших из Москвы с товаром в ожидании навигации. Пётр, представившийся купцом, хотя какой он к лешему купец, опытный вояка из него за версту торчал. Так вот, Пётр всё больше с корабелами да купцами, людьми уважаемыми, встречался. Свой товар показывал, о морском пути в Англию спрашивал, цены на русские товары узнавал. С англичанами по-аглицки говорил, без толмача. Посему и не смогли подсылы прозоровские узнать, о чём баяли два немца, магаданский и английский. Николай, здоровый, как лось, попроще оказался, простых людей не чурался, хоть и майором назвался.

За пару недель до ледохода Николай со всеми Холмогорами перезнакомился, от девок на постоялом дворе до артели лесорубов, в землянках на том берегу Двины живших. С девками ладно, всем понятно, о чём молодые мужики с ними говорят, но о чём он с лесорубами два дня говорил, воеводские дьяки так и не узнали. Артельщики – народ своевольный, наглый, чужаков к себе близко не пускают, но из кустов дьяки подглядели, что прощались они с немцем магаданским вежливо, шапки ломали, едва не в пояс кланялись. Пытались дьяки правду у самого немца узнать, татей шатучих подговорили его ограбить да поспрошать, пока майор вечером от корабелов возвращался. Так шустер оказался магаданский вояка, двух татей побил, третьему руку вывихнул, а четвёртого с собой уволок да всё выспросил сам. Небось, собака, про самого воеводу тать тот всё выложил.

Дважды немецкие дружинники стрельбы устраивали, о первых стрельбах неделю судачили все Холмогоры. Подсылы воеводе донесли, что пищали немецкие за триста шагов стреляют, заряды за пару мигов меняют в них да снова стреляют. Не поверил старый вояка, на следующие стрельбы сам пришёл, убедился в правоте подсылов. Однако затаил обиду на немцев магаданских, что вежливости к нему, государеву слуге, нисколько не проявляют. Посему решил подорожных грамот им не давать, пусть живут в Холмогорах, пока не оголодают, небось, проявят тогда вежливость. Так и собирался сказать главному купчине Петру, когда тот напросился на приём. Да не смог, и всё тут. Хитёр оказался магаданский немец, насквозь Прозоровского увидел.

– Вижу, ты, воевода, решил подорожную нам не давать, – нагло уселся на скамью Пётр, заявившись к Прозоровскому поутру. Закинул этак ногу на ногу, в высоких сапогах, да посмотрел на хозяина без всякой опаски. – Думаю, хочешь нас в Холмогорах мурыжить, пока не оголодаем. Зря хочешь, не советую. Ты в Москве давно не был, не знаешь, что мой друг магаданский врач самого государя Иоанна лечит… Надо знать, если нам палки в колёса решил вставлять. Не дашь завтра выездную грамоту на меня и отдельно на мой отряд, через пару недель англичане мою грамоту царю передадут. Да не жалобу обычную, от магаданского купца, а донос на воеводу Прозоровского. О том, что воевода сей проворовался, с английских купцов лихву берёт, государевы интересы нарушает. Пошлину портовую укрывает, едва половину в Москву отправил в прошлом годе. Посадский народ обирает, корабелов и кормщиков грабит. Что молчишь, думаешь, я стану ответа ждать? – Немец оскалил зубы в наглой улыбке. – Не такой я дурак, чтобы ответа из Москвы дожидаться, где тебя десять раз простят. Нет, я, милый мой, своим отрядом Холмогоры захвачу, тебя повешу, да с купцов и рыбаков ещё десяток жалоб и челобитных соберу. Их в Москву отправлю, а сам все корабли с собой уведу, мне обратно возвращаться нет нужды. Коли вернусь через год-другой, то следующий воевода на твоём месте сговорчивей будет. Как полагаешь? Стоит государю торговля с Московской торговой компанией твоей головы или нет? Что царь-батюшка решит, тебя не воскресить, а торговля прибыток немалый государству приносит. Мои ружья видел?

Побагровевший воевода машинально кивнул, сглатывая слюну. Он давно бы приказал схватить наглеца в поруб, коли бы тот русским был. А немцев государь велел вежливо принимать.

– А ты знаешь, змеиная твоя душа, что эти ружья Иоанн Васильевич для русской армии у нас закупать будет? Сколько русских душ те ружья спасут, коли ими стрельцов вооружить? Стоит твоя больная голова тысяч русских воинов или победы русской над поляками и шведами? Думаю, если я твою голову у государя за сотню ружей попрошу, он всю семью твою выдаст, не только тебя! – Пётр встал со скамьи. – Завтра к утру две грамоты мне нужны, одна для меня, торговца, на свободный выезд с товаром. Другая грамота для моей дружины, на командира Николая, для свободного выезда из Холмогор на любых кораблях. Сделаешь всё ладом, Николай тебе ружье с зарядами подарит, такое лишь у царя имеется пока.

Нервничали, конечно, оба офицера, после такой демонстрации. Усилили караулы, сами легли за полночь, но затея удалась, не зря они собирали слухи и жалобы на воеводу. Не зря Николай узнавал подробности жизни Прозоровского да записывал рассказы ограбленных купцов и несправедливо наказанных корабелов. Ещё в пути оба офицера между собой договорились сразу, к взяткам от магаданцев царских чиновников приучать не станут. Пусть работают не за подношения, а за страх. Времена опричнины ещё памятны всем русским боярам, угроза сработает лучше иной взятки. Пусть видят силу магаданцев сразу, в другой раз не будут волокитить документы. Никуда не делся воевода, выдал утром его дьяк Петру обе грамоты. Сам не вышел, затаив обиду. Ничего, эти грамоты Николай всё равно бы получил, договорённость с одним из дьяков уже была. Тот оказался падок на золотишко, обещал грамоты на выезд сделать в любое время, коли воевода воспротивится. Главное, показать их кормщику перед самым отплытием, чтобы воевода не прознал о том.