Псевдоним «Эльза» - Виктория Борисовна Дьякова

Никто не причинит вам никакого вреда, – пообещала она. – Я побеспокоюсь об этом.

– Благодарю вас, – княгиня сжала её руку, но было видно, что сон одолевает её. Положив голову на подушку, она заснула. Маренн прикрыла её пледом и вышла в коридор. Росслинга она увидела сразу. Он нервно прохаживался вдоль зажженного камина в гостиной на первом этаже.

– Мне надо снять первый допрос, – когда Маренн спустилась, он сразу накинулся на неё. – Немедленно. Вы вмешиваетесь не в свое дело. Я вызвал вас только для того, чтобы привести старушку в чувство, вы же развели целую процедуру. Мне нужны связи, факты.

– Вы их получите, Курт, как только госпожа Ливен проснется, – ответила Маренн спокойно, усаживаясь в кресло перед камином. – Но сейчас я не могу вам позволить допрашивать её, её положение очень серьёзное, можно сказать, критическое. Если надавить, как вы хотите, можно получить летальный исход. Тогда уж вы точно ничего не узнаете.

– Связи, связи, вот что важно, кто работает на Эльзу? – не унимался Росслинг. – Чёрт, старушка эта оказалась такая хлипкая.

– А к кому она ехала в Турку, вы же сами сказали, она всё рассказала водителю такси, – напомнила Маренн. – Значит, она назвала какие-то имена. Водитель дал сведения? Нашли этих людей? Вот вам и связи. Простите, я не думаю, что Эльза слишком откровенно делилась со своей бывшей преподавательницей. Она дала ей конкретное поручение, указала определенного человека, к кому обратиться в Турку, и всё. А связи – они не у княгини Ливен, они как раз у того лица, к которому Эльза её послала. Его задержали?

– Как в воду канул, – признался Росслинг и сел напротив, закурив сигарету. – Финны ищут его, сбились с ног. Некто Арво Паананен, коммунистический активист. Возглавлял партийную ячейку в порту. Несколько раз его арестовывали за участие в антиправительственных действиях. Идейный сторонник большевиков, по крайней мере так мне его охарактеризовал Свенсон, – сообщил Росслинг. – Часа два назад они нагрянули с обыском к нему – никого. Кое-какие пропагандистские материалы нашли, ещё какую-то мелочёвку, – Росслинг поморщился. – Но самого Паананена след простыл. Правда, на самом деле он никакой не Паананен, – Росслинг криво усмехнулся. – Это его партийный псевдоним. Суремаа. Микко Суремаа.

– Вот и ищите этого Паананена-Суремаа, идейного сторонника большевиков, – посоветовала Маренн. – По-моему, от него вы узнаете больше, если вы его арестуете и сумеете заставить говорить, что тоже проблема, как я понимаю, – она иронично улыбнулась. – Но хоть есть за что бороться. А что вы желаете ещё узнать у несчастной княгини Ливен, которая только знает имя этого Паананена, а самого в глаза не видела, как я понимаю? Имя советского резидента, которому она передала срочную информацию от Эльзы? Это всё новости вчерашнего дня. Эта фамилия вам известна – Ярцев. Но он отбыл в Москву. Что княгиня Ливен передала Ярцеву, да ровно то, что он и сделал, – совершить обманный ход, чтобы заставить вашего тайного сотрудника обнаружить себя. Именно это они и провернули. С успехом, как мы знаем. Но не княгиня Ливен всё это придумала. Она случайный участник, передаточное звено, не более того. Вы только зря потеряете время, Курт, даже если сейчас разбудите её и допросите. Больше она ничего не знает. Зато Паананену вы предоставите время, чтобы лечь на дно и затаиться. А больше ему ничего не нужно. Переждать.

– Мы ищем, ищем, – Росслинг нервно постучал пальцами по деревянному поручню кресла. – Я на постоянной связи со Свенсоном.

– Если вам удастся вскрыть его сеть, это, пожалуй, извинит вас в глазах рейхсфюрера за провал с агентом в советском посольстве, – предположила Маренн. – И не надо будет выдумывать хитроумную операцию, как бы всё списать на адмирала Канариса и его бюро. Я прошу прощения, Курт, мне надо вернуться в резиденцию маршала, – взглянув на часы, Маренн встала. – Мы так и не закончили процедуры с княжной Шаховской, когда вы сорвали меня своим звонком. Но я вас настоятельно прошу не беспокоить княгиню Ливен. И не допрашивать её без моего участия. Пусть она спит столько, сколько это будет необходимо для её организма, не будите её. Ещё раз повторяю, вы ничего от неё не узнаете такого, что вам уже не было бы известно, – предупредила она серьёзно. – Приставьте к ней охрану. А когда она проснется, известите меня, я приеду. Я буду присутствовать при вашем разговоре. Иначе в случае вашей неудачи с поимкой Паананена, – она сделала значительную паузу, – мне будет трудно убедить рейхсфюрера, что в деле застреленного агента вы проявили должное усердие, а всё испортили люди Канариса. Кстати, вы уже подобрали персонажей, кто бы это мог быть? Вам известны их агенты здесь, в Хельсинки.

– Да, кое-кто есть, – подтвердил Росслинг. – Благодарю вас, фрау Ким, – продолжил он, провожая её к двери. – Я очень рассчитываю на вашу поддержку в этом деле. С княгиней Ливен всё будет так, как вы скажете. Когда она проснётся, я извещу вас.

– Спасибо, Курт, – Маренн коротко пожала его руку. – Я знала, что мы с вами правильно понимаем друг друга.

* * *

– Вы так долго отсутствовали, мадам де Кле. Что-то случилось?

Княжна Зинаида Шаховская встретила Маренн напряженным вопросом. Обе сестры находились в спальне Марии, Маренн сразу заметила, что настроение у них ухудшилось.

– Ничего серьёзного, – ответила она. – А что же здесь? – с удивлением приподняла брови. – Приготовление ужина не состоялось?

– Нет, Густав сказал всё отменить, – грустно откликнулась Зина. – Ему не до ужина, и даже не до нас. Его можно понять. Красные перешли границу, – сообщила она. – Завтра утром будет сообщение. Война.

– Ну этого следовало ожидать, – Маренн постаралась среагировать спокойно, чтобы вселить уверенность в явно испуганных женщин. – Чем раньше Сталин начнет, тем скорее потерпит поражение. Как врач скажу, что сильная боль часто предвестник скорого выздоровления. Ну, кроме смертельных болезней, разумеется. Хуже, когда процесс идет, а боли нет. Так и здесь, нарыв вышел на поверхность. Теперь зависит от нас, как мы с ним справимся. Полагаю, что Сталин недооценивает ресурсы финского народа. Иначе он не начал бы войну накануне наступления сильных холодов.

– Они рассчитывают, что через две недели окажутся в Хельсинки, – Маша Шаховская села на постели, отбросив нетерпеливым движением руки рыжие локоны, закрывшие лицо. – Они надеются, что здесь их поддержит пролетариат, работники портов, судоремонтных верфей. Выйдут на демонстрации, а то и открыто возьмутся за оружие, чтобы скинуть правительство. И тогда Финляндия сама упадёт им в руки, как переспевшее яблоко с ветки. Это было бы страшно. – Она добавила мрачно: – Я помню, что творилось в Петербурге. Эта озверевшая, пьяная толпа… Хаос, разброд, мат.

– Мне кажется, красные ошибаются.