Серебряные ночи - Джейн Фэйзер

Князь Дмитриев покинул императорский дворец. Екатерина прекрасно поняла причину его дикой, необузданной ярости, буквально кипящей под внешне холодной манерой поведения. Ему досталась женщина, которая бросала вызов каждым своим поступком, хотя он и не мог толком объяснить, в чем именно выражается этот вызов; женщина, которая до сих пор не может забеременеть и лежит под ним словно труп, не выказывая ни малейшего намека на удовлетворение от занятия, которое, как известно, лучше всех снадобий залечивает старые обиды и раны; женщина, которая до сих пор не поняла, что значит быть женой – его женой.

Князь Дмитриев натянул свою баранью шапку на самые уши. Если ее не устраивает брак – он отправит ее назад, в Берхольское. Но сделает это так, чтобы ей весьма и весьма трудно было добраться до дома. Уже вовсю трещали морозы; глубокие снега покрыли землю. Сани, запряженные четверкой лошадей, промчались мимо, звеня бубенцами; экипаж Дмитриева в это время ехал по мосту через один из каналов, пересекающих город. Внизу мелькнула черная стылая вода; скоро Нева будет скована льдом. Условия для путешествия, конечно, трудно назвать идеальными, хотя их, разумеется, и можно сделать сносными. Как бы то ни было, княгине Дмитриевой предстоит отправиться в месячное путешествие без тех удобств, которые могли бы гарантировать здоровье и безопасность, уж он-то об этом позаботится.

Генерал порадовался тонкости задуманной мести. Ведь он просто разрешает ей сделать то, к чему она стремится. Императрица похвалит его за благородную учтивость. Позволить Софье Алексеевне провести зиму с дедушкой – как милосердно; это можно рассматривать как подаренную ей возможность для того, чтобы она со временем согласилась с правилами семейной жизни. Но только муж будет знать, в каких условиях она отправилась в этот вояж. А когда обнаружится, что до Берхольского она не доехала, князь изобразит ужасное потрясение, образцовый пример убитого свалившимся как снег на голову горем вдовца.

Глубокое удовлетворение было написано на лице Дмитриева, когда он вошел в дом. Бледно-голубые глаза сияли.

– Где княгиня?

– На галерее, барин, – с поклоном откликнулся дворецкий Николай.

Павел не торопясь поднялся по лестнице. Он обнаружил Софи сидящей у окна с видом на заснеженный город и уже пустынную Неву.

– Доброе утро, Павел, – обернулась она на звук шагов и встала, чтобы сделать реверанс.

При виде этих опущенных глаз и заученно-покорного приветствия ярость закипела в нем с новой силой. До сих пор он не мог в полной мере осознать степень ее невероятной лживости и степень собственной слепоты. Однако на лице его не промелькнуло и искры того пламени, которое бушевало внутри.

– Доброе утро, Софья Алексеевна. Сегодня вечером у графа Строганова домашний концерт. Мы приглашены, однако мне не удастся поехать. Дела. Не соблаговолите ли поехать без меня?

Софи не могла скрыть своего удивления как непривычной галантностью его тона, так и его словами. Ей предлагают выехать в свет без сопровождения, принять приглашение, на которое в обычных случаях он бы ответил вежливым отказом, даже не поставив ее в известность.

– Благодарю вас, Павел, – кротко откликнулась она и благодарно улыбнулась. – Я была бы бесконечно рада.

– В таком случае поезжайте, дорогая. – Князь улыбнулся в ответ. – Увидимся за обедом.

Во время обеда муж превратился в того обаятельного, внимательного мужчину, каким она знала его до свадьбы. Софи не знала, что и подумать. Она не могла поверить в искренность его поведения и, внешне приняв его манеру, была полна дурных предчувствий, ни объяснить, ни избавиться от которых не могла. Голос звучал вполне доброжелательно, однако глаза оставались холодными, невыразительными. Софи уже слишком хорошо его узнала, чтобы принимать за чистую монету тот спектакль, который разыгрывался у нее на глазах.

Павел вошел в спальню, когда она сидела в пеньюаре перед туалетным столиком. Мария укладывала ей волосы,

– Почему бы вам не надеть сегодня аквамарины, дорогая? – проговорил он, выбирая из шкатулки ожерелье. – Они хорошо сочетаются с атласным платьем цвета слоновой кости.

– Я думала надеть янтарное бархатное, – возразила Софья. – Вечером так холодно!

– Чепуха. Слоновая кость очень вам идет, – заявил он, прикасаясь пальцами к ее щеке. Она вздрогнула от столь неожиданного знака внимания. Почувствовав это, он улыбнулся. – экипаже есть печка, и внутри будет совсем не холодно.

– Да, пожалуй… вы, разумеется, правы, Павел, – сумела выдавить из себя Софья. Ей хотелось бархатное платье с бриллиантами. Вместо этого придется надеть шелковое с аквамаринами. Ну что ж, в свете нынешнего удивительного поведения Павла это не такая уж большая уступка. Хотя аквамарины ей не очень нравились. Из всего содержимого шкатулки они были наименее ценными. Но хвастаться неблагородно. Так она рассуждала про себя, пока муж застегивал ей аквамариновое ожерелье, а Мария помогала облачиться в платье, которое он выбрал. Потом Павел набросил ей на плечи отороченную мехом рыси накидку и проводил вниз, к экипажу, который ждал у крыльца.

Дмитриев проследил, как элегантный, богато отделанный экипаж выехал за ворота, и только после этого принялся отдавать приказания, которые выполнялись, по обыкновению, беспрекословно. Прислуга, забегавшая по дому, только обменивалась многозначительными взглядами. Двое дворовых мужиков, назначенных в поездку, из которой они не надеялись вернуться, с тупой покорностью восприняли свой жребий. Во всяком случае, это лучше, чем муки у пыточного столба, и уж точно не хуже, чем по приказу хозяина отдать за него жизнь в какой-нибудь непонятной войне. А кроме того, всегда оставалась надежда, что святая Богородица-заступница не оставит их своей милостью, равно как расположение звезд в гороскопе не предполагает смерти от рук бандитов и разбойников с большой дороги. Такое весьма удобное, хотя и противоречивое сочетание религиозности и мистики было вполне обычным для крестьянского сознания.

Тревожное предчувствие мешало Софи в полной мере насладиться приятным вечером. Она никак не могла понять, что заставило генерала совершить столь неожиданный поступок; за прошедшее после свадьбы время она уже научилась с недоверием относиться к зигзагам его поведения. А то, что было для него обычно, она изучила неплохо, вежливый тон, поощрение к светским развлечениям в одиночку, внимание к ее одежде не входили в этот набор. Если бы по крайней мере Адам был в городе, она бы чувствовала себя более защищенной. Он был ее единственной опорой. Она нуждалась в нем… О, как же она в нем нуждалась! Просто время от времени чувствовать на себе его взгляд, ощущать твердое пожатие его руки, когда он при встрече подносил ее руку к губам, чувствовать тот мощный поток духовной энергии, который начинал струиться между ними и который лишь усиливался, оттого что они не имели права выразить откровенно свои чувства, стало необходимостью. Поэтому каждый взгляд, брошенный украдкой, каждое с виду случайное соприкосновение приобретали значение самых крепких и страстных объятий.