Осени не будет никогда - Дмитрий Липскеров

— Зачем столько чистим? — поинтересовался Жбан. — Уже десять слоев сняли!

— Новых животных скоро завезут, — объяснил Василий Кузьмич. — Чтобы запаха крови не чувствовали.

— А как скоро? — спросил Андрюшка.

— Скоро. Вы, Слизким, зайдите сегодня ко мне в тринадцать ноль-ноль.

— Есть.

— Да, — вспомнил капитан. — В субботу присяга…

Настроение у мужиков заметно улучшилось от сообщения про новых животных, а присягу уже проходили, не внове!

В тринадцать ноль-ноль Слизкин прибыл к капитану. Хотел было сесть на табурет…

— Не здесь будем разговаривать! — упредил Василий Кузьмич. — Следуй за мной.

Они вышли из административного здания и в сопровождении прапоров углубились в лес. Шли минут тридцать, пока не открылась поляна, где стоял одноэтажный дом без окон, окруженный высоким забором с колючей проволокой кольцами, защищенный четырьмя вышками с пулеметчиками.

Затрещала рация, в которую Василий Кузьмич проговорил пароль: «Я — Каин». Услышал в ответ: «Я твой брат — Авель», — и пулеметчики расслабились.

Открылись металлические ворота. Маленькую группу прибывших встретила женщина лет двадцати восьми, с немодной белой косой, одетая в медицинский халат.

— Здрасте, Василий Кузьмич! — поздоровалась.

— Привет, Женечка! — тепло улыбнулся капитан. — Принимай пополнение!

— Какое же это пополнение? — развела Женечка руками.

Слизкин хотел было обидеться за то, что его с ходу лажают, но женщина пояснила:

— Он же единственный здесь штатский.

— В субботу присягнет! Зато специалист высокой квалификации!

— Такой молодой? Генетик?

— Контактер, — пояснил капитан.

— А-а, — потеряла интерес Женечка. — Ну, пойдемте обедать.

Ели борщ и картошку с грибами. После Василий Кузьмич повел Андрюшку осматривать место дислокации. Сопровождала их Женечка, и Слизкин был рад, что прапора остались в столовой наедаться впрок.

Первая комната, в которую они попали, мучила глаза ярким светом, и было в ней жарко от тепловых нагревателей.

Андрюшка увидел большой аквариум по центру, а в нем сотни белых мышек копошились.

— Удавам, что ли, на прокорм разводите? — поинтересовался парень.

— Не торопись!

В следующей комнате, в отгороженном прозрачным пластиком углу, шныряли такие же белые, как и мыши, лабораторные крысы. К головам многих были прикреплены какие-то провода, или антенки.

— Хочешь фокус? — спросила Женечка, видя, что Андрюшку грызуны не впечатлили вовсе.

Слизкин пожал плечами, мол, не я здесь хозяин, делайте, что хотите.

Женщина достала из кармана маленький пульт, похожий на те, которыми автомобили открывают, нажала на кнопочку, раздалась негромкая музыка, а крыски вдруг, словно солдаты, повернулись в одну сторону и почти шаг в шаг пошли на север.

— Здорово? — поинтересовалась Женечка.

— Ничего, — ответил Андрюшка.

Она нажала на другую кнопочку. Крысы словно по команде развернулись и потопали на юг.

— Ну? — посмотрела на парня Женечка.

— Наверное, слабые токи на участки мозга воздействуют. Вот и весь фокус.

— Гляди, какой умный!

— А я что тебе говорил, — заулыбался довольный Василий Кузьмич. — Парень что надо! Главное показывай!

В третьей комнате освещение было, наоборот, тусклым. Но то, что увидел Андрюшка, привело его существо в полный восторг. Две огромных крысы черной масти, одна почти метр в длину, другая сантиметров восемьдесят, но с толстым брюхом, стояли посреди комнаты, обитой листовым железом, и грызли какие-то бруски. Стоял металлический скрежет, как если бы кто-то мучил напильником тонкий дюралевый лист.

Крысы коротко поглядели на вошедших почти человечьими глазами с длинными ресницами и продолжили свое дело.

— Знаешь, что они грызут? — в восторге тряхнул Андрюшку за руку Василий Кузьмич. — Знаешь? Это — титановые бруски! Металл такой есть наикрепчайший, слыхал?

Слизкин был потрясен. Хрен с ним, с металлом! Он был потрясен могуществом природы, которая способна фантазировать так высоко и тонко.

— Я буду с ними работать?! — спросил он, затаив дыхание.

— Будешь, будешь! — уверил капитан. — Но только под контролем Женечки!

Полночи Слизкин не спал, все грезил о контакте с выдающимися грызунами, а потом пришла Женечка и сделала его мужчиной.

Андрюшка не понимал, что с ним происходит, лежал на спине, открыв рот в безмолвном крике, чувствуя, как его плоть находится в чужой плоти, как прыгает перед глазами, то вверх, то вниз, аккуратный пупок, похожий на поплавок, как крепкие зубы кусают его за худосочные плечи и хлещет, хлещет по щекам коса.

«Распутная девка, — мелькало в мозгу. — В распутстве, что ли, счастье?..»

Наконец, Женечка угомонилась, прокричав напоследок напуганной курицей. Слизкин лишь скромно и коротко простонал.

— Большой, — похвалила девушка.

— Да, — поддержал Андрюшка. — Выдающийся самец этот крыс!

Она засмеялась и сунула руку в неприличное место, отчего у Слизкина ягодицы напряглись.

— Во, дурак!

— Я не дурак. Был бы дураком, здесь бы не находился.

— Да ты еще и бахвал! — она вдруг сделала серьезные глаза. — А еще я окончила музыкальную школу по классу флейты…

— Немодный инструмент, — заметил Андрюшка.

— Зато язык умелый, — прошептала девушка и сыграла ноктюрн Шопена на достоинстве Слизкина, от чего тот чуть умом не тронулся, трижды опустошался, да так ярко, что думал, не выдержит, помрет!

Она улыбалась потом совершенно неприлично, отправив внутрь желудка его девственное семя, блестела губами и говорила, что работа ей нравится, только скучно малость здесь без общества. Офицеров нет, кроме Василия Кузьмича!

— А прапорщики?

— У тех пола вообще нет. Они телохранители.

— Так ты, значит, со мною со скуки? — предположил Андрюшка. — За неимением другого материала?

— О-о-о, — простонала Женечка. — Тебе-то что, со скуки или из баловства? Если бы я жила в Японии, только за то, чтобы провести со мною вечер, какой-нибудь самурай заплатил бы две тысячи долларов. Это без интима!

— За что это?

— Там ценят флейтисток. У них, у япошек, фантазия развита прекрасно! А уж за работу языком заплатят мою годовую российскую зарплату.

— Чего ж не едешь в Японию? — полюбопытствовал Андрюшка.

— Я ж не шлюха! Я научный работник!