Наслаждения герцога - Трейси Энн Уоррен

— Если вы собирались уезжать, милорд, то, прошу вас, не стесняйтесь. Я нисколько не обижусь.

Он неуверенно спросил:

— Вы уверены? Мне кажется, это означало бы сбежать, оставив вас в неприятной ситуации.

— О нет! Нет, нисколько. Клайборн — мой жених. Я с ним в абсолютной безопасности.

— Ну, если вы в этом совершенно уверены, — проговорил Блевинс, бросая еще один быстрый взгляд на Эдварда, который был от них уже всего в нескольких шагах, — Я… гм… действительно назначил сегодня утром встречу.

— Ну, тогда вам, безусловно, не следует задерживаться. Поезжайте.

Кивнув, он подобрал вожжи.

— Было очень приятно, леди Клер.

Заставив себя весело улыбаться, она распрощалась с ним, и его экипаж стремительно уехал.

«Трус!» — подумала она, глядя, как он обменивается приветствиями с Эдвардом, для чего оба на минуту остановились. А потом Блевинс укатил, а Эдвард подъехал к ней, остановив своего гнедого коня рядом с коляской.

Крупный широкогрудый жеребец нервно забил копытом о землю и тряхнул гривой, утверждая свое превосходство над Клер и запряженной в двуколку парой кобыл. Эдварду никакой демонстрации не понадобилось: его врожденная властность всегда была при нем, как и его неотразимая мужская притягательность. В своем костюме для верховой езды он привлекал бы к себе взгляды всех женщин.

И, если уж на то пошло, он их уже привлек: три леди в открытом ландо, проехавшем мимо них, одарили его восхищенными взглядами.

Однако он не обратил на них абсолютно никакого внимания: он был сосредоточен исключительно на Клер. Чуть подавшись вперед в седле, он заглянул ей в глаза:

— Мне казалось, что у нас была договоренность: вам запрещено править экипажем без моего сопровождения.

— И вам тоже доброе утро, ваша светлость, — отозвалась она с вежливым укором. — Как я вижу, вы сегодня забыли свои хорошие манеры дома. И хорошее настроение тоже.

Он стиснул зубы.

— На самом деле настроение у меня было прекрасное, пока я не узнал, что вы взяли двуколку и к тому же не захватили с собой свою горничную.

Клер прекрасно знала, что обе эти вещи вызовут его раздражение, поскольку благовоспитанная леди никогда никуда не отправляется без сопровождения.

Пытаясь оценить степень его недовольства по блеску его темно-синих глаз, она равнодушно пожала плечами.

— Пенни нездоровилось, — объявила она.

— А Мэллори? — осведомился он.

— А Мэллори еще не вставала с постели. Вы не хуже меня знаете, что мы вернулись домой с последнего бала почти в четыре утра. Я не могла заставлять ее отправиться со мной.

— А как же вы сами? Вы не устали от множества танцев?

— Нисколько. Мне хватает очень короткого отдыха — почти так же, как вам, ваша светлость. Я не могла не заметить, что вы тоже рано встаете.

Коротко вздохнув, он оглянулся назад.

— Так что было нужно Блевинсу? Он просто остановился, чтобы поздороваться? Или чтобы выразить озабоченность тем, что вы оказались здесь одна?

— Он показался мне немного удивленным, когда я появилась даже без Пенни. Но нет. На самом деле мы с его милостью устроили состязание.

Глаза Эдварда потемнели и цветом стали похожи на грозовую тучу.

— Что за состязание?

— Наших экипажей, конечно. Я выиграла у него десять фунтов. — С этими словами она извлекла из кармашка спенсера банкноту и торжествующе ею помахала. — Я пока не решила, на что мне их потратить.

Не успела она опомниться, как Эдвард вырвал купюру у нее из руки.

— И не трудитесь решать. Эти деньги сегодня же к нему вернутся. Я прослежу за тем, чтобы в послании, которое будет их сопровождать, содержалась просьба забыть о том, что эта эскапада вообще имела место.

Она негодующе воскликнула:

— Вы этого не сделаете! Я честно выиграла эти деньги! Я опередила его на целых два корпуса, вот! Извольте вернуть мне мой выигрыш!

Вместо этого он отправил купюру себе в карман.

— Вы вообще не должны были его опережать, потому что леди не устраивают состязания. И они не делают денежные ставки.

— Чепуха! Еще как делают. Я каждый вечер вижу, как женщины играют, даже старухи.

— Они не делают крупных ставок. Принято ставить не больше одного пенни.

— Я знаю, что принято. А еще я знаю, что вы можете рассылать сколько угодно записок, но этим не отменить моего состязания с лордом Блевинсом, даже если у него вдруг наступит острый приступ джентльменской забывчивости. В парке была масса народа. Они все видели мою победу!

Тихо зарычав, он заставил своего коня отойти на несколько шагов и спешился. Улыбка Клер мгновенно погасла.

— Что вы делаете?

— Отправляю вас домой.

Взяв уздечку, он подвел своего жеребца к экипажу сзади и, пробормотав что-то успокаивающее и потрепав его по холке, надежно привязал. Конь вздернул свою гордую голову и несколько раз топнул ногой, но потом смирился с тем, что ему придется идти за двуколкой. А Эдвард подошел к ней:

— Подвиньтесь. Править буду я.

Она напряженно выпрямилась и крепче сжала вожжи.

— Я вполне в состоянии править сама.

Вместо ответа он только махнул рукой, требуя, чтобы она отодвинулась, и вспрыгнул на край коляски. Опустившись на освободившееся место, Эдвард устроился рядом с ней и потянулся за вожжами.

Пара чуть передвинулась, почувствовав, что вожжи оказались в других руках.

Эдвард бросил на нее взгляд, опасно сверкнув глазами:

— С этого момента, миледи, ваши дни управления экипажем закончились.

— Что?!

— Совершенно верно, — подтвердил он, чуть тряхнув вожжами и пустив лошадей неспешным Шагом. — Отныне вам запрещено управлять этим или любым другим экипажем без моего особого разрешения, а я могу с уверенностью обещать вам, что вы его не получите.

— Но, Эдвард…

— О, так теперь я Эдвард, вот как? Не «ваша светлость»? И не «герцог»?

Заставив себя успокоиться, она проглотила резкий ответ, который так и рвался с ее губ.

— Но, Эдвард, я ведь очень хорошо управляю. Вы сами это говорили.

— В ваших способностях никаких сомнений нет. Вам не хватает здравого смысла, и поскольку я не могу быть уверен в том, что вы не устроите новых состязаний в парке или каких-либо других неразумных поездок, то самым простым решением будет лишить вас права вообще получать экипаж.

Ее руки, лежавшие на коленях, сжались в кулаки, а зубами она даже скрипнула от досады.

— Это чудовищная несправедливость!