Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Даниэль Дефо

Теперь мы стали спорить, какое выбрать направление, и никогда, казалось, люди не были столь нерешительны. Одни высказывались за то, чтобы идти на восток и прямо к Малабарскому побережью. Но другие, лучше представлявшие продолжительность такого путешествия, только качали головами, прекрасно понимая, что ни съестных припасов, ни особенно запасов воды и, наконец, ни самого корабля не хватит, чтобы проделать такой путь. Ведь это около двух тысяч миль.

Они настаивали на том, чтобы отправиться на Африканский материк, где, по их словам, можно добиться многого и наверняка разбогатеть, стоит только выбраться оттуда каким угодно путем – сушей ли, по морю ли.

А впрочем, при таком положении дел выбора у нас не было. К тому же было неподходящее время года для путешествия на восток: пришлось бы дожидаться апреля, а то и мая, чтобы выйти в море. Под конец, так как ветер дул с юго-востока и юго-юго-востока и погода стояла благоприятная, все согласились с последним предложением и решили идти к Африканскому побережью. О том, чтобы обогнуть остров, спорить не пришлось, так как мы находились на стороне, обращенной от Африки. Итак, мы направились на север и, обогнув мыс, взяли курс на юг, идя с подветренной стороны острова и рассчитывая достичь западной оконечности, которая, как я уже говорил, выступает к Африке настолько, что сократила бы наше путешествие почти на сто лиг. Но, пройдя лиг тридцать, мы обнаружили, что ветры здесь переменные, и решили держать курс прямо, ибо в таком случае ветер был бы попутным, ведь судно наше не очень-то могло идти иначе, как только прямо по ветру.

Итак, решившись, мы снова пристали к берегу, чтобы запастись свежей водой и всем необходимым, и примерно в конце марта, полагаясь скорее на авось, пустились к Африканскому побережью.

Что до меня, то я ни о чем не тревожился. Мы поставили себе целью добраться до той или иной земли, но я не беспокоился, ни что это за земля, ни где она, ибо в то время не представлял собственного будущего и мало задумывался над тем, что со мной вообще может случиться. Со всем, что предлагалось, – каким бы рискованным ни было предложение и сомнительным успех, – я соглашался со свойственным моему возрасту легкомыслием.

Путешествие это, предпринятое из-за крайнего невежества и отчаяния, осуществлялось таким же образом – без излишнего расчета и размышлений, ибо мы знали о курсе, который держали, лишь то, что направление его на запад, с колебаниями на два-три румба к северу или югу. К тому же у нас не было компаса, если не считать случайно сохранившегося у одного из моряков медного карманного компаса – так что курс, как сами понимаете, мы держали не слишком точно.

Как бы то ни было, ветер дул ровно, с юго-востока и через восток, и в силу этого мы считали, что прямой курс на северо-запад через запад не хуже всякого другого, и шли им.

Путешествие оказалось гораздо продолжительнее, чем мы предполагали. К тому же и наш корабль, имевший явно недостаточные паруса, продвигался медленно и очень тяжело.

Естественно, что никаких происшествий с нами в пути не случилось, так как мы оказались в стороне от чего бы то ни было занимательного. А что до встречных судов, то за все время путешествия нам не представилось случая даже окликнуть кого бы то ни было, ибо мы не встретили ни одного – ни большого, ни малого – судна, ведь море, по которому мы шли, было вне торговых путей.

Дело в том, что население Мадагаскара знало об африканских берегах не больше нашего, знало только, что там страна львов, как они говорят. С попутным ветром шли мы под парусами восемь или девять дней. Вдруг, к нашей великой радости, кто-то крикнул: «Земля!» Радоваться этому у нас были причины основательные, так как воды оставалось в обрез, на два-три дня, и то при уменьшенном пайке. Хотя землю мы заметили рано поутру, достигли ее лишь с наступлением ночи, так как ветер упал почти до штиля, а корабль наш, как я уже говорил, был не особенно ходкий.

Мы очень огорчились, когда, подойдя к земле, увидели, что это не материк Африка, а остров, к тому же необитаемый – по крайней мере мы обитателей на нем найти не смогли. Скота на нем также не было, кроме нескольких коз, из которых мы убили только трех. Как бы то ни было, у нас появилось свежее мясо, к тому же мы нашли превосходную воду.

Лишь пятнадцать дней спустя мы подошли к материку, причем подошли к нему, что очень существенно, как раз тогда, когда наши припасы закончились. Собственно, закончились они раньше и в последние два дня на человека приходилось лишь по пинте воды в сутки, но, к великой нашей радости, мы еще накануне вечером завидели землю на большом расстоянии и, идя всю ночь при попутном ветре, к утру оказались всего в двух лигах от берега. Недолго думая, мы высадились в том же месте, к которому пристали, хотя, будь у нас немного больше терпения, мы нашли бы чуть дальше на север прекрасную реку. Укрепив в земле, подобно причальным столбам, два больших шеста, мы пришвартовали наш фрегат, и на сей раз слабые канаты, сделанные, как я уже говорил, из циновок, вполне исправно послужили нам.

Бегло осмотрев окрестности, мы набрали свежей воды, запаслись съестным – весьма скудно, к сожалению, – и вернулись на корабль. Все, добытое нами, сводилось к нескольким птицам и чему-то вроде дикого буйвола, весьма малорослого, но очень вкусного. Погрузив все это, мы решили двигаться вдоль берега, тянувшегося на северо-северо-восток, пока не наткнемся на залив или реку, по которым нам удалось бы проникнуть в глубь страны, ближе к какому-нибудь селению и людям. У нас было достаточно причин считать, что местность населена, – мы не раз видели по сторонам, правда, на довольно большом расстоянии, огни и дым.

Наконец мы вошли в залив, в который впадало несколько малых рек. Мы смело поднялись по первой же из них и вскоре, заметив на берегу хижины и возле них туземцев, отвели корабль в бухточку и подняли длинный шест с клочком белой материи в знак мира. Оказалось, что дикари прекрасно поняли нас. Мужчины, женщины и дети бросились к берегу, причем большинство из них были полностью обнажены. Они стояли, глазея на нас, будто мы какие-то неведомые чудовища, но вскоре стало понятно, что настроены они дружелюбно. Чтобы проверить это, мы приложили руки ко рту, давая понять, что нам нужна вода. Они легко поняли нас. Три женщины и два мальчика побежали куда-то и приблизительно через четверть часа вернулись, неся довольно красивые глиняные горшки, обожженные, должно быть, на солнце и наполненные водой. Туземцы поставили горшки на берегу и отошли немного назад, чтобы мы могли их взять. Что мы и сделали.

Некоторое время спустя они принесли кореньев, трав и каких-то плодов и предложили нам все это. Но когда выяснилось, что нам нечего дать взамен, стало понятно, что они не так щедры, как обитатели Мадагаскара. Наш мастер тут же взялся за работу и из остатков железа, добытого из врака, понаделал множество безделушек – птиц, собачек, булавок, крючков и колец, – а мы нанизывали их на веревочки и шлифовали до блеска. Мы предложили несколько вещиц туземцам, и они взамен надавали нам кучу съестного – коз, свиней, коров, и еды у нас стало вдоволь.

Итак, мы высадились на Африканском материке, самом безотрадном, пустынном и неприветливом месте на свете, не считая Гренландии и Новой Земли, – разница была лишь в том, что даже худшая часть этого материка оказалась населенной. Впрочем, если принять во внимание характер и особенности некоторых здешних обитателей, лучше, пожалуй, было бы для нас, если бы их не было вовсе.