Быть зверем - Юрий Стукалин

Но даже постараться заснуть в ветвях оказалось задачей весьма сложной. Ни тебе вытянуться, ни тебе перевернуться. Там в бок упирается острый сук, а здесь часть твоего тела зависает в воздухе. Если бы у нас было достаточно времени до наступления темноты, можно было попытаться соорудить на ветвях настил, но мы забирались вверх, когда уже стало достаточно темно, и должны были спешить, поскольку в полной темноте найти подходящие ветви стало бы практически невозможно.

Итак, мы лежали, ожидая, когда же наконец стемнеет, но это все никак не происходило. Первым тишину робко нарушил Ник. Он приподнял голову и удивленно произнес:

– А тебе не кажется, что стало немного светлее да и туман уже рассеялся?

– Да-а, – задумчиво согласился я, наблюдая, как сквозь густую листву начали пробиваться солнечные лучи. – Насколько я знаю, когда темнеет, солнце заходит, а не восходит. И птицы так горлопанят по утрам, а не с наступлением ночи, – судя по всему, ночь уже безвозвратно прошла, но мне показалось, что я прилег всего на пятнадцать минут.

– Видимо, мы проспали всю ночь, даже не заметив этого, – голос Ника был растерянным.

Пока мы занимались построением логической цепочки, стало совсем светло, и данный факт окончательно убедил нас в том, что первую ночевку в сельве, как бы это глупо ни звучало, мы благополучно проспали. Надо было снова отвязываться, спускаться с дерева вниз и продолжать путь.

Для начала мы снова срезали два шеста, чтобы по ходу распугивать змей и опираться на них, как на посохи. Теперь мы уже не пытались прилагать особых усилий, чтобы скрыть следы, хотя и старались обходить участки, где они могли хорошо пропечататься. Сейчас перед нами вставали две серьезные проблемы, которые надо было решить как можно скорее. Во-первых, мы не ели уже вторые сутки, и в условиях постоянного «бега с препятствиями» это не лучшим образом сказывалось на нашем состоянии. Но без пищи можно было еще продержаться по меньшей мере пару дней, а мы все же надеялись добраться до полицейского участка, если таковой существовал в действительности, а не только в воображении отправившего нас туда мексиканца. Во-вторых, и именно эта проблема была основной, необходимо было в кратчайшие сроки решить вопрос с водой. В тропиках хочется пить постоянно, даже если не совершаешь длинных переходов, а мы пробегали по джунглям весь предыдущий день, и единственным источником воды у нас была лишь фляга, отобранная у Длинного, вода в которой закончилась еще вчера. На листве лежали крохотные капельки росы, но от этого зрелища жажда только усиливалась. Индейцы учили меня, что росу можно собрать, проводя тканью по траве, а затем выжимая впитавшуюся в нее воду в какую-нибудь бадью. Но единственной тканью, имевшейся у нас, была наша грязная, насквозь пропитанная потом одежда, и мы не могли использовать ее для сбора росы, поскольку пить отжатую с потом и грязью воду было крайне опасно.

Очень хотелось хотя бы просто смочить пересохший рот. Было ощущение, будто вместо языка у меня там застрял кусок плохо обструганной доски. Я не видел пока ни одного растения, из которого можно было добыть воду, и на память приходили истории об апачах, североамериканских индейцах, которые последними покорились американской армии. Они жили в пустынной местности, где им порой приходилось сутками обходиться без воды. Когда становилось совсем невмоготу, они сосали во рту обычный камешек, и это вызывало слюноотделение, что уменьшало жажду. Чтобы как-то отвлечься от обуревавших нас обоих грустных мыслей, я начал рассказывать о них Нику. Услышав об апачских способах борьбы с жаждой, он опустился на корточки, осматривая плотно утрамбованный грунт.

– Здесь земля сплошная, а камни, если и попадаются, то такие, что в рот не влезут, – с тоской в голосе сказал он, поднимая булыжник размером с кулак.

Сапатистов мы более не опасались, полагая, что они потеряли наш след, иначе бы нас давно схватили. Временами мы вновь натыкались на звериные тропки и шли по ним, иногда останавливаясь, чтобы передохнуть. Идти по влажным тропическим джунглям, даже по хорошо протоптанной, широкой тропе, всегда тяжело, и после трехчасового перехода человек начинает напоминать выжатый лимон, а после пяти часов валится с ног. Без воды силы истощаются намного раньше. Но в этот день нам явно везло, и, наконец, я увидел лианы, из которых можно было добыть воду.

– Сейчас будем пить! – радостно воскликнул я, а Ник удивленно посмотрел вокруг, видимо ожидая увидеть долгожданный источник чистой воды.

Вытащив из рюкзака нож и флягу, я подошел к дереву, которое обвивала лиана, подозвал к себе Ника и передал ему открытую флягу. После этого, приподнявшись на мысках и вытянув руки как можно выше, я перерезал лиану, а затем опустился и срезал ее в самом низу. Через некоторое время из нее, капля за каплей, появилась вода.

– Держи флягу внизу, – сказал я Нику, и он быстро подставил ее под срезанный участок лианы, с жадностью глядя на просачивающуюся жидкость.

– Так что же ты раньше об этом не вспомнил? – укоризненно проговорил он и, поднимая на меня глаза, добавил: – Тут же таких кранчиков на каждом дереве понавешано! Нас жажда мучает, а здесь, оказывается, упиться можно!

– Не все лианы подходят, – поглядывая, как вода набирается во флягу, ответил я. – Во многих млечный сок, и он ядовит. Да и эту воду сперва надо будет проверить.

– Как?

– Сначала выпьем по глотку, подождем с часик, и, если все обойдется, сможем выпить больше.

– Может, прямо сейчас и попробуем? Чего ждать-то?

Я кивнул, Ник сделал глоток и протянул флягу мне. Вкуснее воды я, пожалуй, не пробовал никогда, но рисковать, выпивая больше, все же не стоило. Когда вода перестала капать, я снова отрезал снизу небольшой кусок у той же лианы, и капли вновь начали падать во флягу. Рядом я разглядел еще несколько лиан того же вида и обрезал ближайшую из них. Пока Ник держал флягу над первой лианой, я набирал воду в крышку из второй и сливал ее во флягу. Приблизительно через час вода набралась до краев и, поскольку ничего дурного с нами не произошло, мы позволили себе напиться вволю. Когда вода закончилась, мы провели еще около часа, заново набирая ее из других лиан. Плотно закрутив крышку, я положил флягу в рюкзак и повесил его себе на плечи.

Дальнейший наш путь проходил на удивление спокойно – ни ягуаров, ни сапатистов, ни аллигаторов, ни змей мы не видели. Только скачущие по ветвям обезьяны да разнообразные птицы скрашивали наше унылое путешествие. Иногда появлялись коати, но Ник уже не бегал за ними с дикими воплями, не обращая на них никакого внимания. Если раньше мы еще подтрунивали друг над другом, то теперь желания шутить больше не возникало. Мы шли, шли, шли. Потом садились, устраивали перекур, вставали и снова шли, шли, шли. Зеленый цвет, со всех сторон окружавший нас, начинал раздражать своим однообразием, и даже Ник сказал, что наконец понимает, почему джунгли называют зеленым адом. Наши рубашки настолько пропитались потом, что их можно было выжимать, и это начинало доставлять определенные неудобства. А потому, выйдя на очередную поляну, мы сняли их и развесили на ветвях так, чтобы они проветрились и просохли на солнце. Влажная одежда не только натирает кожу, но на нее вдобавок слетается всякая мелкая кусачая нечисть. Сами мы устроились в тени. Ник закурил сигарету и, выпуская дым, сказал: