Тайна алмазного берега - Енэ Рейтэ

С чувством глубочайшего почтения мы вслед за Хопкинсом взобрались по стальной лесенке.

Боевой танк мелкого калибра отлично преодолевал трудности передвижения по узкой лесной тропе.

– А теперь рассказывай, что там у вас с ней было! – обратился ко мне Альфонс Ничейный.

Я пересказал подслушанный мною разговор графини с морским офицером.

– Этот офицер – зовут его Хиггинс – тоже замешан в деле, – подытожил я. – У него явно рыльце в пушку. Кстати, они упоминали еще одного подельника, которого теперь уже нет в живых.

– Как его звать?

– Пометкин… нет, вроде бы Ошметкин… – Чудная фамилия никак не приходила на ум. – Или Подметкин. Нет, никак не припомню. Короче, это он, говорили, всему виною, но его не прищучишь, потому как он давно дал дуба.

– Черт бы побрал твою дырявую башку! – окрысился на меня Альфонс. А зря: про меня много чего можно сказать, но дырявая башка – это уже перебор.

Затем, несмотря на все треволнения, опасности и погоню, я уснул, и, как впоследствии оказалось, остальные тоже. На рассвете же последовал чудовищный толчок, от которого все мы попадали друг на дружку, раздался хруст, скрежет, грохот, возвестившие о том, что Чурбан Хопкинс тоже заснул.

К сожалению, за рулем танка.

Танк пришлось бросить, но там, у илистых берегов реки Сенегал, уже можно было не опасаться погони.

Воды, питья, снаряжения и всего прочего у нас было с избытком: днем раньше Хопкинс натащил в танк всяких припасов впрок.

Вот только местность оказалась неприветливой и дикой; здесь явно нечасто ступала нога человека.

А впереди простиралось густо поросшее растительностью болотистое пространство, которое нам предстояло пересечь в юго-восточном направлении.

Мы сделали последний привал у реки.

Чурбан приставил к глазам конфискованный у капитана саперов бинокль и уставился вдаль.

– Там какое-то строение.

– Должно быть, заброшенное здание миссии, о котором упоминала графиня.

– Вполне возможно. А напротив – остров Санта Изабелла.

Мы молча побрели, стараясь не разглядывать мрачный, пустынный остров. Ах, как сейчас пригодился бы мул тащить поклажу, но воровство в таких масштабах оказалось не под силу даже Хопкинсу. Наш отряд углубился в джунгли. Влажная почва кишела всякой нечистью – пиявками, сколопендрами и тарантулами, жара и духотища – не продохнуть. Мы без конца глотали хинин, но все равно кости ломило, глаза щипало, а сердце гнало кровь судорожными толчками.

По ночам вдалеке раздавался бой барабанов.

– Чего это они? – в первый день удивился Хопкинс.

– Объявляют мобилизацию, точь-в-точь как в европейских армиях. Собирают отовсюду родственные и союзные племена, чтобы война не застала их врасплох.

– Война… – пробормотал я. – Если она разразится, пока мы еще будем в пути, значит, все наши труды были напрасны. Разъяснятся все тайны, а что толку? И алмазные россыпи накроются.

– Не валяй дурака, выше голову! – рявкнул на меня Хопкинс, жуя позаимствованную у артиллерийского офицера сигару. – Войны не будет, все тайны раскроются, алмазный рудник достанется нам, а капитан Ламетр женится на своей барышне. Все, пора на боковую!

Вот такой неунывающий человек был наш Чурбан Хопкинс!

На другой день мы прибыли в негритянское селение.

Украшенные яркой боевой татуировкой воины оживленно сновали меж круглых соломенных хижин на сваях, вбитых в болотистую почву.

Навстречу нам вышел вождь с устрашающе вытянутой головой. Он изъяснялся на дикой смеси французского с туземным наречием, понятной всем, кто провел здесь длительное время.

– Моя ждал вас ко мне.

– Ты знал, что мы придем сюда, в твоя деревня? – спросил Альфонс Ничейный.

– Белый господин ходил моя хижина. Сказал, вы тоже придете.

Значит, Ламетр опередил нас.

– Когда белый господин ушел из твоя хижина?

– С тех пор солнце село дважды. Белый господин с провожатым ушел Тамарагда, к вождю фонги. По важному делу, из-за войны.

Вождь благосклонно отнесся к каждой нашей просьбе. Воины враждебной стеной обступили нас, не обижая, однако, ни словом, ни делом.

Для нас освободили лучшую хижину – должно быть, принадлежавшую самому вождю, – чтобы мы могли отдохнуть за ночь. И обещали найти к утру проводника и дать вьючное животное.

– Ах ты, будь оно неладно!.. – в сердцах выругался Хопкинс, зажигая конфискованную у Потрэна ацетиленовую лампу. – Креста на них нету, уничтожать ни за что ни про что кротких, мирных людей!

Теперь наконец-то мы смогли спокойно изучить дневник и карту, чтобы иметь хоть какое-то представление о ждущих нас испытаниях.

Дневниковых записей было мало, ведь экспедиции с лордом Пивброком и капитаном Мандлером понадобилось всего лишь несколько дней, чтобы суметь добраться до Тамарагды. Сам текст преимущественно звучал так:

«Сегодня мы прошли примерно миль шестнадцать по гладкой, ровной территории. Один из наших мулов погиб, ужаленный змеей, поэтому пришлось заново распределять поклажу…»

«Утром переместили съемочную аппаратуру на левую сторону мулов, чтобы металлические контейнеры не раскалялись на жаре. Во второй половине дня пришлось перегружать поклажу на правую сторону животных, чтобы хоть как-то защитить от палящего солнца. Поэтому проделанный путь сегодня оказался короче… Река позади теперь уже не видна…»

И наконец:

«Добрались до Тамарагды, так называемого главного города. Скопление хижин. Место это нам хорошо известно по фотографиям Пивброка…»

На этом записи обрывались.

– Не понимаю, на что Ламетр надеется, – сказал я. – Ведь Мандлер яснее ясного пишет, что был в Тамарагде, а вождь фонги утверждает, будто и в глаза его не видал.

– Загадочная история, – заметил желтолицый испанец. Борода его росла на глазах, приобретая оттенок черного дерева. – Ведь даже по фотографиям было ясно, что экспедиция была в Тамарагде.

– Там поглядим, – вздохнул Альфонс Ничейный. – Сейчас главное – выспаться.

– И выше голову! – заключил Хопкинс. Однако сам, вопреки бодрому призыву, уронил голову на любимую надувную подушку буфетчика из пехотной части и мгновенно захрапел.

Путь наш пролегал через отвратительную местность. Торфяная почва источала густые, влажные пары, джунгли полыхали нестерпимым зноем, мы на ходу судорожно глотали воздух. Тела наши были облеплены москитами, и несметные тучи мошкары вились над нами.