Горячая точка - Иван Сербин

— Нашего представителя там нет, — закончил Беклемешев.

— Откуда знаешь?

— Ты уж больно театрально рассказываешь. Как детектив читаешь. Ну, дальше давай.

— Ладно, думаю, «зевнули» мы. Они забыли сообщить, наши забыли проверить. Должны и у нас когда-нибудь проколы случаться, да? Но тогда, скажи мне, что же это за сумасшедший командир такой, который выносит сор из избы, если его не контролируют сверху, а?

— Во-первых, его контролировали. Командир подразделения был обязан сообщить о случившемся непосредственному, а именно — батальонному командованию, а комбат — командиру дивизиона. В дивизионе же, как я понимаю из твоего рассказа, «секретчик» имеется. А во-вторых, может, он и не сумасшедший вовсе, — ответил Беклемешев. — Может, он честный?

— В том-то и дело, что информация о «бегунке» пришла не через дивизионных «армейцев», а по каналам батальона, и то не к нам, а в Министерство обороны. В «Четверке» ни о побеге, ни об этом обособленном подразделении и слыхом не слыхивали. А если уж там такой честный комбат, что сам голову на плаху кладет, то мы о нем все знали бы давным-давно. Таких в войсках недолюбливают. И «стучат» на них все кому не лень. Вот я и подумал: а что, если это все — фикция?

— В смысле?

— А в прямом. Допустим, что никакого отдельного подразделения нет. Ни на бумаге, ни фактически. И дезертирство это — липовое.

— И зачем оно было нужно?

— Подумай сам, часть, в которой вообще нет дисциплинарных нарушений, неизбежно вызывает кривотолки. Всплывет какая-нибудь информация, поедут комиссии. Буча начнется. А дезертирство по нынешним временам — проступок не из самых страшных. Вот если бы с оружием, тогда да. А так — рядовое происшествие. Тем более что и пресекли вовремя. Зато все как у всех. Не слишком много, не слишком мало. А технику и людей можно использовать по своему усмотрению. Вот так. И сразу становится понятно, почему части нет в межведомственной базе данных. И почему представителем Четвертого отдела там не пахнет, — Сергеев победно посмотрел на Беклемешева. — Что скажешь?

— Скажу, что ты в последнее время слишком много туалетного чтива листаешь. Шпионских романчиков.

— Почему это? — вскинулся тот.

— Да потому. Скажи мне, если этого подразделения фактически не существует, куда, в таком случае, ездил замминистра? Свежим воздухом подышать? Шашлыков покушать? Что-то же он там делал?

— Может, колонна возвращалась совсем из другой части, — запальчиво возразил Сергеев.

— Да ты не кипятись, Боря. Я просто проверяю твою версию на состоятельность. Так вот, если колонна возвращалась из другой части, почему Третьяков не сказал об этом? Зачем ему врать?

Беклемешев осекся, вспомнив о броневике. Один-то раз Третьяков им соврал точно. Почему? Что он прячет?

— Может, не хотели раскрывать, куда он ездил, потому, что тогда пришлось бы объяснять зачем.

— Ну, допустим. Тогда эта часть должна находиться совсем рядом. Террористы — профессионалы. Если они устроили засаду в одной точке, значит, другой дорогой колонна пройти к шоссе не могла.

— Я так же подумал.

— Ты не проверял, какие еще части расположены поблизости?

— Проверил. Конкретно по этой дороге больше частей нет. А вот если на грунтовку не сворачивать, а проехать километров двенадцать по основной, то попадешь как раз к тому самому дивизиону обеспечения.

— Ну а еще какие-нибудь части рядом есть?

— Больше никаких.

— Понятно, — Беклемешев повернулся и посмотрел в окно. — Стало быть, ехали они все-таки из батальона. Не выдерживает твоя версия серьезных вопросов, Боря.

— Ладно, хорошо. Допустим, есть он, батальон этот. Стоит. Но ведь чем-то эти информационные странности должны быть оправданы? Ты же не думаешь, что это все случайность?

— Не думаю. Слишком много случайностей.

— Вот. А что, если батальон существует, но занимается вовсе не связью? Связь — прикрытие. Для таких, как мы, любопытных.

— А чем же они в таком случае занимаются?

— Да кто их, военных, разберет. Мало ли у них занятий. Да господи, хотя бы машины частные ремонтируют, используя госфонды. Но это я так, абстрактно, для примера. Бумаги вот они какие-то перевозили. Что за бумаги?

— Не было никаких бумаг, — ответил Беклемешев. — И вообще, это не тот броневик.

— Не тот?

— Нет.

— Откуда ты знаешь?

— Царапины от пуль на потолке. Обшивка порвана.

— И что? — все еще не понимал Сергеев. — Она и должна быть порвана. «СП-6» — мощный патрон.

— По заключению баллистической экспертизы, выстрелы производились практически под прямым углом, по линии «сверху вниз», с высоты примерно трех метров. На потолке не может быть царапин. Пули должны были пробить стекло и ударить в пол. Примерно у задней стенки салона. Вот так-то, — Беклемешев перевел дыхание. — Нам подсунули фальшивку в надежде на то, что мы не станем проверять. Они нашли пули, но времени на то, чтобы просчитать правильную траекторию, у них уже не было. Эти люди пригнали другой броневик, прострелили стекло и подбросили в салон настоящие пули.

Сергеев подумал, прикидывая что-то в уме, затем принялся перечислять:

— Подменный броневик; батальон, которого нет ни в одном списке; НИИ высокоточных технологий, у которого нет денег на зарплату сотрудникам, но которое покупает баснословно дорогие машины; секретный груз... Ты сможешь связать все это в один узел?

— Просто. В НИИ разрабатывают какую-то технику, которую периодически возят на броневике в этот самый батальон. Броневик скорее всего куплен на средства Министерства обороны. Точнее, отдела, курирующего разработку. Этот отдел и есть связующее звено, объединяющее всех действующих лиц.

— Хорошо. Что может разрабатывать НИИ? Новое секретное оружие?

— Исключено. Обо всех разработках подобного рода мы имеем полную, всестороннюю информацию.

— Но, если не оружие, что тогда?

— Итак, что же мы имеем? — Ледянский еще раз внимательно посмотрел на схему. — Двадцать террористов, очевидно, хорошо вооруженных и отменно подготовленных. Условия их нам известны. Через семь минут истекает час с момента начала переговоров. С деньгами все в порядке. Через час-полтора требуемая сумма будет подготовлена Центробанком. Но нам нужно что-то ответить террористам насчет телемоста. Какие будут предложения?

— Вполне ясно, что мы не можем рисковать жизнями двух сотен заложников, — задумчиво произнес Четвертаков. — Но согласиться на условия террористов означает расписаться в собственной слабости. Сегодня мы отпустим этих, а завтра еще какая-нибудь банда решит последовать их примеру. Захватят заложников и потребуют личных переговоров с Президентом и мешок денег. Вон в Лиме власти отказались вести переговоры с террористами и доказали всем, что на них не поездишь. Предлагаю следующее: отвечаем террористам согласием. Пока Центробанк собирает нужную сумму, готовим штурмовые группы. Обмениваем заложников на деньги, а затем захватываем башню. Сил у нас достаточно.