Охотник. Здесь слезам не верят - Евгений Щепетнов

Дверь тихо захлопнулась за спиной Аньки (она старалась, чтобы ее ночные и дневные похождения не слишком беспокоили соседей – чревато, «стучат» участковому – только в путь!), и хозяйка квартиры облегченно вздохнула – единственное место, где она чувствует себя в безопасности – это здесь. Решетки на окнах, железная дверь – и жестокий мир остался за порогом. Здесь – покой.

Старый диван-раскладушка, старые деревянные кресла – все, как при родителях, только засаленное, грязное, в пятнах, нюхать которые совсем не обязательно – аппетиту не помогает. Выцветшие и тоже в пятнах обои, брызги вина, брызги засохшей крови, брызги всего, чего угодно. Зачем клеить новые обои? Все равно подыхать! Для участкового, что ли? Еще и подвесные потолки для него устроить, вместо этих, в паутине и саже.

Анька уже и забыла, когда по-настоящему убиралась в квартире, и сейчас ей вдруг стало как-то… стыдно. Стыдно за вонь, стыдно за выщербленный, прожженный линолеум, за обои, свисающие со стен, как осенние листья после октябрьского ливня – все плохо, все гадко… Почему ей стало стыдно – и сама не знала. Вдруг представилось, что привела к себе в квартиру жениха, любимого парня, с которым хочет устроить романтическое свидание – и стало горько, больно из-за бесцельно сожженной жизни.

Не будет у нее ни любимого парня, ни свиданий, только водка, шмурдяк да закусь, не очень-то вкусная и как можно более дешевая и сытная, чтобы на дольше хватило.

– Располагайся… – безжизненным голосом предложила она. – Вон там туалет… только унитаз разбитый, бачок не смывает – там ведро. Вода в кране есть, горячей только нет, колонка не работает. Щас я чаю поставлю, закуску нарежу – поедим, выпьем. Если хочешь, прополощи свою одежду – перепачканный весь. Там порошка немного было, может, еще и остался…

Анька занялась продуктами, голубоглазый, немного постояв на месте, отправился в ванную, где скоро зашумела вода. Сидел он в ванной довольно долго, а когда появился, держал в руках мокрые, плохо выжатые штаны, рубаху и плащ.

– Где… повесить? – Парень будто вспоминал слова, и не только слова, беспомощно оглядывался по сторонам в поисках нужного места, переминаясь с ноги на ногу. Анька пришла ему на помощь, молча подошла, взяла из рук мокрую одежду, выйдя в соседнюю комнату, повесила шмотье на длинную веревку, протянутую через всю комнату. Здесь на полу лежали матрасы, источающие запах мочи и пота, в этой комнате обычно спали те, кто пользовался услугами «гостиницы». Само собой – во время сна у них много чего происходило, так что матрасы были достойны отправки на свалку еще несколько лет назад. Но кому это надо? Клиенты Аньки совсем даже не были привередливы. Тепло, крыша над головой, бокам лежать мягко, чего еще желать? Запах? Так к нему уже давно привыкли, не дворяне ведь и не олигархи. Не яхта, в натуре!

Стараясь не смотреть на обнаженного парня, прошла в кухню, где все было уже на столе – нарезанная колбаса, помидоры, сыр, копченая рыба (Пиво же! Как без рыбы?!), хлеб и много чего еще, даже сладкие сливочные вафли. Анька любила сладкое, хотя и говорят, что алкоголики сладкого не любят. Брехня! Только дай пирожного или тортик! Тортика нет, но сливочная вафля – тоже ничего.

Бутылка водки уже открыта, стаканы, протертые условно чистым полотенцем, ждут «огненной воды». Пора!

Анька забулькала из бутылки, сладострастно облизнула губы, предвкушая то, как обжигающая жидкость прольется ей в глотку – один глоток, потом еще, еще и еще… пока не поглотит мягкая, теплая темнота, покой, ценнее которого нет на всем белом свете.

– Ну, что, давай выпьем за знакомство? – предложила Анька, поднимая стакан. – Тебя как звать? Я Аня!

Парень недоумевающе посмотрел на нее, потом неуверенно взял в руки стакан и заглянул в налитое содержимое. Медленно поднес к губам, не поморщившись, выпил до дна. Глаза его слегка расширились, затем снова приняли обычный вид.

– Яд, – сказал парень бесцветным, но уже не таким механическим и хриплым голосом. – Это яд, вредно.

– Точно, яд! – Анька хохотнула, запрокинула стакан и лихо выпила, крякнув, и поморщилась, занюхивая рукавом кофты. – Точно, яд! И зачем мы его пьем?

– Зачем мы его пьем? – повторил парень, взял бутылку, перевернув, стал лить водку на пол. Анька вскочила, попыталась вырвать стеклянную емкость, но это было все равно, как пытаться своротить бетонный столб, парень был очень силен, очень. Он просто не заметил усилий женщины, и когда водка оказалась на полу, спокойно поставил бутылку на стол.

– Яд. Нельзя пить.

– Да… твою мать! Да раз… твою мать! Ты офуел, что ли?! – заголосила Анька, жадно вдыхая ноздрями запах разлитой водки. – Ты чего наделал, а? Ну, не хочешь пить, оставь! Зачем разливать-то?! Ну ты и скотина, ну ты и гад! Вот зачем я с тобой связалась, а? Дура я! Дура! Я, может, лечусь ей! Может, у меня голова больная, не может без этого яда! Он мне лекарство! А ты что делаешь?!

Язык Аньки, который не раз доводил ее до беды, развязался, она тараторила – будто собака, обгавкивающая почтальона, красноречивая, как депутат на передаче о политике. И откуда слова-то брались – гладкие такие, правильные! А все водка – нормальная водка, не паленка, дорогая, так не за свои же, чего жалеть денег? Ох, черт… все пролил! Собрать с пола? Всосать? Это было первой мыслью.

Второй – стремно как-то! Тут что только не делали на пол, и собирать губами, как последней алкашке? Хотя… водка ведь дезинфицирует, так что…

Додумать не успела, парень вдруг стремительно поднялся с места, шагнул к Аньке и, прежде чем она успела взвизгнуть, сказать что-либо, схватил ее руками за голову и вперился взглядом в ее глаза. И Анька будто лягушка под гипнозом змеи замерла, застыла, не в силах вымолвить ни слова. Глаза парня росли, сделались огромными, растеклись на полкомнаты, в ушах зазвенело, как будто тысячи Дюймовочек зазвонили в тысячи маленьких колокольчиков. Анька потеряла сознание.

Очнулась она на диване, как туда добралась – сама не знала. Очнулась и тут же почувствовала ужасный запах – как из общественного сортира, который не мыли месяца два. Подумала, кто же это нагадил рядом с ней? Только секунд через пять сообразила – воняет от нее самой! Это она так смердит, как старая бабка, как заношенный носок подсобника-таджика со стройки, как горшок с протухшим содержимым! Как… в общем – ходячая помойка пополам с общественным сортиром. Ужасно! Просто кошмар!

Кряхтя, слезла с дивана и вдруг с некоторым содроганием обнаружила, что ее передние зубы, которых она не видела уже несколько лет, оказались на месте! Выросли каким-то чудом! Руки, на которых проступили синие вены, суставы пальцев которых распухли от застарелого ревматизма, уже не болели, стали тонкими, стройными, как когда-то в юности!

Анька пошатнулась, едва не упала в обморок – так велико было ее потрясение. Потом бросилась в ванную, заглянула в чудом сохранившееся грязное, заляпанное руками зеркало и… охнула! Исчезли мешки под глазами, щеки, начавшие дрябло опускаться толстыми брылями, теперь были натянуты, как и положено щекам! Тусклые волосы, кончики которых давно секлись, заблестели, насколько это позволяла грязь, прочно поселившаяся на голове! Она выглядела теперь на свои тридцать пять, а может, и еще моложе!