Месть со вкусом мяты - Руслёна

— С работы. И моя дочь не твоя, понял? Всё, забудь про неё. Ты, конечно, завидный жених, не спорю, но… всё. На этом точка.

— Поэтому Томку подсунул?

Она вскочила, как ошпаренная, перевернув табурет и Горыныч невольно вжал голову в плечи. А Гринг захохотал так, что у соседей залаяла собака.

— Я вам не какая-нибудь там! Может, и были у меня мужчины, но я тоже искала, ждала, того самого. И не позволю в моём собственном доме меня оскорблять! — она постучала ложкой по столу. — А то сейчас кастрюлю с пюре на голову надену! — и повернувшись к Грингу, выпалила, — и ничего у нас не было! Так что — и рассказывать нечего.

Мужчины принялись с двух сторон её успокаивать, уверяя, что никто ничего не имел в виду такого, что её любят такую, какая она есть.

— Кастрюлю с пюре — это же просто садизм какой-то! — Гринг подмигнул Горынычу поверх её головы и слинял, раз уж случилась такая “оказия”, к свой, без сковородки, слава богам… а Горыныч, “посыпая голову пеплом”, обнял Томку и поцеловал, чтобы, собственно, заткнуть вопящий рот. Оторвавшись от затихшей девушки, он выдохнул и сказал ей прямо в нос:

— Шерд… Не распробовал… Давай повторим, может, со второго раза распробую… — глаза его стали масляными и зажглись в них хищные огоньки. Кажется, её аромат перебивал Люсьенин. Он и сам удивился.

Они пробовали, пробовали, потом ещё пробовали и, наконец, распробовали… Уже на диване. Но он оказался для такого дела неудобным, и парочка свалилась на пол. Посмеявшись, решили и здесь попробовать. В общем, угомонились только к утру.

Гринг оказался у Аннорэн посреди комнаты и, оглядевшись, её не увидел. Зато увидел альбом с фотками, который лежал, как для него, на столе, открытый на странице с девочкой, со смешными косицами. Он подсел к столу и стал смотреть листать альбом. Девочка была на фотках где-то с годика, наверное. Он смотрел и сжимал челюсти, чтобы банально не разреветься. Вот ведь… А могли бы жить все вместе, и он видел бы, как она растёт… Возил на закорках, таскал бы ей шоколадки и прятал в карманах, чтобы она его обыскивала и, найдя, весело смеялась. Он столько лет прожил и понятия не имел, что у него есть дочь. Эх…

Две тёплые руки легли ему на плечи и скользнули под воротник. Он поймал одну ладошку и прижал к своим губам.

— Как я тебя люблю… Столько лет прошли без вас! Уму непостижимо! Сколько нам надо навёрстывать!

— Зато вот так — раз! И сразу всё, и я, и дочь, — она тихонько рассмеялась и ткнулась губами куда-то в волосы.

— Сижу и горюю, что дочь росла без меня.

— Ничего, много ещё времени, вот приедет, я вас познакомлю и будете навёрстывать.

— Прям даже страшно. Как думаешь, она поверит, что я — это он?

— Поверит. Мы с ней никогда не обманывали друг друга. Ужинать будешь?

Он кивнул:

— Конечно! Ты меня тогда так и не успела накормить.

— Да уж… зато живы остались, — она поёжилась и потянула за руку, — пойдём…

***

Пришедший на работу босс поразил своей серьёзностью всех. Был он слегка помят и бледноват, морщился от громких голосов и скрипа стульев. Каждодневное совещание проходило в обычном режиме — народ собирался ни шатко, ни валко, позёвывая и поёживаясь. Незамужние дамы, воспрянувшие от того, что уволилась главный финансист, Люсьена Кирилловна, и, по слухам, окончательно, которая была главной преградой к замужеству на Горыныче, посмеивались и кидали на него призывные взгляды. Мужчинам пофиг было, кто на ком женится, со своими бы разобраться и шумно усаживались за стол, а он посматривал на всех из-под бровей с совершенно суровым видом. Это настораживало. Неужели кто-то накосячил? Они начали переглядываться — чей отдел? Но он ни с кого конкретно стружку не снимал, поговорили о планах на сегодня, посмотрели, кто что сделал за ту неделю, похвалил одних, жёстко поругал других и распустил так быстро, что. даже кофе не успели попить, кто с собой принёс.

После этого он вызвал Нину Петровну, свою неизменную секретаршу.

— Подготовьте приказ о зачислении на работу нового сотрудника, вернее, сотрудницы. Записываете? В отдел снабжения… Голикова Тамара Степановна. Образца… Да вот, сами посмотрите, накарябала, как курица лапой. Должна подойти к двум часам.

Нина Петровна взяла бумажку, на которой и правда, было написано, как в рецепте от врача, и ушла к себе. Там заполнила все данные и отправила в отдел снабжения. Пусть теперь сами разбираются, нужна она им или нет. То, что дама — протеже Виктора Горяновича, ей и в голову не пришло. Раньше он, по крайней мере, никогда никого не приводил. А то бы сразу — в отдел кадров отнесла.

Вскоре, отдел снабжения загудел, как улей — им, хоть и надо было сотрудника, но Павел Андреевич, главснабженец, уже приготовил это место для своего племянника. И все это знали. И тут такая подстава! Что за Тамара такая Степановна? Откуда? Главное — чья???

В два часа, как штык, заявилась новая сотрудница. Строгий тёмно-серый костюм (Енкин, своего такого ещё не было), средний каблук чёрных туфель (не рискнула на высоких ходить, как подруга), причёска — высокая, убранная до волосинки, крупные серьги и макияж в меру и в цвет костюма — всё должно было говорить, что девушка серьёзная и уж точно не во вкусе босса. Она зашла к начальнику СнабОтдела и пробыла там ровно пятнадцать минут. Вышла и поднялась в отдел кадров — устраиваться. Оттуда её отправили к шефу, знакомиться с новой сотрудницей.

Зайдя в секретариат и наткнувшись на строгий и изучающий взгляд Нины Петровны, Томка струхнула. Вот никого не боялась, везде прошла, задрав (в меру) нос, а при виде строгой секретарши стушевалась. Она, пожалуй, чем-то напомнила ей мать. То ли взглядом, то ли тонкими губами. Подойдя к столу, сказала чуть дрогнувшим голосом:

— Мне назначено…

— Голикова Тамара Степановна?

— Да.

— Ждите, я доложу о вас.

Нина Петровна исчезла в кабинете за дерматиновой дверью тёмно-зелёного цвета. И через секунду уже пригласила её войти. Ой, страшно! Поджав губы, вошла и закрыла дверь за собой.

Разумеется, она была впервые здесь, в его кабинете, и первое, что сделала войдя, стала с любопытством оглядываться. В правом углу сразу увидела красивую высокую вазу с тремя заклеенными трещинами и одного кусочка явно не хватало, она видела дырочку, в которую запросто можно было засунуть палец.

Горыныч сидел слегка напряжённый и следил за ней так, как будто за спиной Томка всё ещё держит сковородку. Голова побаливала, несмотря на бурное

перемирие.

Пока она осваивалась, рыская по кабинету и взглядом, и руками, он вспоминал.

Первой его реакцией в ту злополучную ночь на их “объединение” было осознание, что секс может быть не просто так, от физиологии тела. Томка оказалась той ещё затейницей… Но ничего пошлого не было. Она стеснялась, хихикала, трепетала в его объятиях и не только в объятиях… Ни одна женщина не заставила бы его покраснеть от воспоминаний. Скорее, он бы долго вспоминал, с кем был в том месяце или в тот раз. Как сказал Гринг? Произошёл стык. Дата плюс к ней появилась ЕГО женщина. Интересно, почему он её не уловил в первый раз, не отреагировал? Понравилась — да, но не более. Ведь была мысль замутить с ней, когда уедет его Люси… Хотя, уже не его. Относился к Томке снисходительно, как к ребёнку… Ага, хорош ребёнок. Он хмыкнул. Вспомнил сон после всего — как, взявшись за руки, они летали где-то в небесах…