Хлеб с ветчиной - Чарльз Буковски

Я рассмеялся и заработал с бешеной скоростью. Очень скоро Джим отстал на полквартала, затем на квартал, два, три. Никто не знал, насколько я был хорош, никто не догадывался о моих возможностях. Я был неведомым чудом. Солнце заливало все вокруг желтым светом, и я прорывался сквозь эту желтизну, как остроотточенный нож на колесах. Мой отец был нищим, но все женщины мира любили меня…

На полной скорости я объехал ряд автомобилей, выстроившихся перед светофором. Теперь даже машины были позади меня. Но недолго. Парень и девушка в зеленом купе нагнали меня и поехали рядом.

— Эй, пацан!

— Чего? — повернулся я на окрик парня.

Он был крепкий, лет двадцати, волосатые руки в татуировках.

— Где, по-твоему, ты едешь? — спросил волосатый. Он выпендривался перед своей девчонкой. Она была милашка, ее длинные светлые волосы развевались на ветру

— Отъебись, приятель! — сказал я.

— Что?

— Я сказал, отъебись! — повторил я и выставил средний палец. Он продолжал ехать рядом.

— Ты собираешься надрать ему задницу. Ник? — услышал я голос девчонки.

Он все ехал рядом.

— Эй, малявка, — сказал парень, — я не расслышал, что ты сказал. Не повторишь?

— Да, повтори-ка, — попросила милашка, ее длинные светлые волосы все развевались на ветру.

Это разозлило меня. Она вывела меня из себя. Я повернулся и, глядя на него, сказал:

— Вы хотите неприятностей? Остановитесь. Я устрою.

Он рванул вперед меня, остановился и открыл дверцу. Как только он вышел из машины, я свернул на боковую улицу, проскочив перед самым носом у «шеви». Водитель «шеви» бешено засигналил. Напоследок я расслышал, как рассмеялся волосатый парень.

Дождавшись, пока зеленое купе уедет, я вернулся на бульвар Вашингтона, проехал еще несколько кварталов, остановился и уселся поджидать Джимми на автобусной остановке. Джим был еще далеко. Когда он, наконец, подъехал, я притворился спящим.

— Хватит, Хэнк! Мне надоело это говно!

— О, привет, Джим. Ты уже здесь?

Я старался выбрать на пляже место побезлюдней и всячески подвигал к этому Джима. В рубашке я чувствовал себя нормально при любом скоплении народа, но стоило мне ее скинуть, как я начинал комплектовать. Я ненавидел других купальщиков за их неущербные тела. Я презирал это стадо загорающих, купающихся, жрущих, спящих, разговаривающих и играющих в мяч. Меня раздражали их бронзово-гладкие спины, чистые лица, развевающиеся на ветру волосы, блестящие глаза, пупки, плавки и купальники.

Я растянулся на песке, думая о том, с каким удовольствием врезал бы Джимми по его толстой жопе. Что он понимает в этой жизни?

Джим лег рядом со мной.

— Ты чего завалился? Пошли купаться.

— Попозже.

Прибрежные воды кишели людьми. Что такого притягательного в пляжах? Почему людям нравится толочься на них? Неужели нет более интересного занятия? Все же какие они безмозглые твари.

— Прикинь, — придвинулся ко мне Джим, — бабы заходят в воду и первым делом ссут.

— Ага, а ты первым делом глотаешь, — бросил я, и продолжил свои размышления.

Похоже, мне так и не удастся ужиться с людьми. Наверное, придется податься в монахи. Я буду вынужден изображать веру в Бога и жить в келье, играть на органе и воздерживаться от вина. Ни одна женщина не испробует мой член. Меня будут отсылать в дальний скит на месячную медитацию, где я не смогу никого видеть и куда никто не сможет переслать мне вина. Правда, существовала одна серьезная проблема, которая ставила под сомнение осуществление пострига, — черные монашеские одеяния шили из шерстяной материи. Эта одежонка хуже, чем моя военная форма, я просто не смогу носить ее. Похоже, мне придется подумать над другим вариантом.

— Oгo, — заволновался Джим.

— Что там? — поднял я голову.

— Вон, девчонки поглядывают на нас.

— Ну, и что?

— Пока ничего, просто разговаривают и смеются. Но, возможно, они собираются подвалить к нам.

— Точно?

— Да. Если они начнут приближаться, я предупрежу тебя, а ты повернись на спину.

На груди у меня было всего несколько прыщей и шрамов.

— Не забудь, — суетился Джим, — когда подам знак, перевернись на спину.

— Я уже слышал это, — сказал я и снова опустил голову на руки. Я знал, что сейчас Джим смотрит на этих девчонок и улыбается. Умел он подсекать баб.

— Мокрощелки, — выругался Джим, — да они, кажется, еще совсем бестолковые.

Зачем я пришел сюда? — думал я дальше. — Почему всегда приходится выбирать между плохим и ужасным?

— О, о, Хэнк, они идут!

Я посмотрел. Их было пятеро, и они приближались. Я перекатился на спину. Они подошли, хихикая, и остановились. Одна из них громко высказалась:

— Эй, а ребята ничего — симпатичные.

— Девчонки, вы здесь неподалеку живете? — спросил Джим.

— Ага, — раздалось в ответ, — мы гнездимся вместе с чайками!

Все захохотали.

— Ну, а мы орлы, — нашелся Джим. — Правда, я не знаю, что делать двум орлам с пятью чайками.

— Интересно, а как это происходит у птиц? — поинтересовалась цыпочка в желтом купальнике.

— Черт его знает, — притворно задумался Джим. — Может, нам следует поэкспериментировать?

— Для начала, может, присоединитесь к нашему гнездилищу? — предложила в красном купальнике.

— Конечно, — согласился Джим.

Вели беседу только три девушки. Две же просто стояли, поправляя свои купальники.

— Без меня, — отказался я.

— Что случилось с твоим приятелем? — спросила Джимми девица, которая теребила купальник на своей точеной попке.

— Он стесняется, — ответил Джим.

— А что это он? — переспросила девица, поигрывающая лямочкой лифа.

— Ну, просто застенчивый, — отбрехался Джим, встал и ушел с прекрасной пятеркой.

Я закрыл глаза и стал слушать волны. Тысячи видов рыб поедали друг друга в толщах океана. Бесконечное множество прожорливых ртов и испражняющихся анусов толклось на суше. Весь земной шар был населен ртами и жопами — жующая, срущая и ебущаяся Планета.

Я перевернулся и увидел Джимми в окружении девиц. Он стоял, выпятив грудь и выставив напоказ яйца. У него не было такой рельефной груди и таких мощных ног, как у меня. Он был тонкий, изящный, с черными волосами, маленьким своенравным ртом и великолепными зубами, аккуратными ушами и длинной шеей. По сравнению с ним у меня не было шеи вовсе, казалось, моя голова сидит прямо на плечах. Я был сильный и кряжистый, но женщинам нравились денди. И все же, если бы не мои прыщи и рубцы, я все равно был бы сейчас рядом с ними и продемонстрировал свои достоинства. Мои гигантские яйца, словно вспышки молний, озарили бы и взбудоражили их примитивные рассудки. Я — сын нищих, с содержанием в 50 центов в неделю — поразил бы их в самую сердцевину.