Белая и пушистая - Марина Серова

– Зинченко? – нахмурил лоб Лазурит Владимирович. – Я не помню, но сейчас найдем. Кажется, я знаю, где это должно быть.

Он взял вторую папку и углубился в ее изучение.

– Зинченко Михаил Владимирович, – удовлетворенно произнес он, разворачивая папку ко мне. – Да, он был свидетелем, причем второстепенным.

Я бегло просмотрела все, что касалось Зинченко, и вздохнула.

– Да, он действительно не играл никакой роли, – согласилась я с архивариусом. – Просто лежал в той самой больнице, где происходили все эти махинации, и что-то там заподозрил. Не те таблетки ему дали… Ерунда какая-то! – в сердцах воскликнула я. – Ладно, оставим пока этого Зинченко. Он что-то говорил про старшую медсестру, которая как-то была во всем этом замешана. И которая якобы не имеет права работать в медицине. А у него, похоже, пунктик был, свойственный всем людям сталинско-брежневской закваски, – все строго по инструкции…

– Как фамилия медсестры? – спросил Лазурит Владимирович.

– Благолепова Алевтина Викторовна.

– Это сложнее, – тут же взялся за первую папку Калюжный. – Давайте я буду искать здесь, вы, – сунул он Мельникову второй том, – здесь, ну, а вам, леди, остается третий. Где-то она должна промелькнуть.

Мельников был явно недоволен таким положением вещей. Он уже забыл, когда ему приходилось заниматься такой рутинной работой, как просмотр архивных дел, – для этого существовали его подчиненные. К тому же подполковнику очень не хотелось тратить время на перелистывание этих ветхих бумаг. Он действительно очень устал, ведь пошли вторые сутки его присутствия на работе. Однако высказывать явно свое недовольство он все-таки постеснялся – то ли меня, то ли старика-архивариуса, не знаю.

В комнате на время воцарилась мертвая тишина. Свет был довольно тусклый, и глаза начинали слезиться от напряжения. Наконец после полуторачасовой работы мы все трое почти одновременно, в полном недоумении отложили свои тома. Такой фамилии в данном деле не значилось.

– Стоп, – растерянно проговорила я. – А может быть, было какое-то другое похожее дело? Дело медиков…

– Нет, – категорично заявил архивариус, – другого дела не было. Мне, по крайней мере, оно неизвестно.

И обвел нас глазами с видом знатока, с которым даже нечего браться спорить, – все равно результат будет нулевым.

Мы с Мельниковым переглянулись, пожали плечами и встали со стульев.

– Что ж, спасибо, – грустно сказал Андрей Александрович, явно досадуя на то, что в течение полутора часов занимался такой ерундой.

– Не за что, не за что, – закивал с улыбкой старик-архивариус. – Чем можем, чем можем…

Я выходила из архива в совершенно подавленном настроении. Ощущение было таким, что я прошла мимо чего-то важного и не заметила. Ну был же этот Зинченко свидетелем по делу, черт бы его побрал! Был! Значит, разговоры насчет Благолеповой – это не старческий маразм. Мельников тоже был хмур.

– Я отвезу тебя домой, – стараясь быть благодарной, мягко сказала я.

Мельников кивнул и нахмурился еще больше.

– Спасибо и на этом, – проворчал он.

Я села в салон машины и откинулась на сиденье.

– Да ладно тебе! – услышала голос Мельникова. – Придумаем что-нибудь.

– Угу, – буркнула я. – Да, кстати, как там насчет старика Зинченко? Есть заключение экспертизы?

– Есть заключение врача о том, что смерть наступила в результате остановки сердца, – ответил Мельников. – Это заключение заместителя главного врача клиники Асташова. У нас нет оснований не верить ему.

– А что, свою экспертизу нельзя провести?

– Для этого нет оснований, – пожал плечами Андрей. – Если бы дедка нашли где-нибудь на улице, даже без следов насилия, то тогда конечно, а так – умер себе спокойно на больничной койке. Не загоняйся, – легонько похлопал он меня по руке.

– Не загоняйся? – тихо проговорила я. – Но как же это получается? Стоило мне поговорить с человеком, как на следующий день он умирает. И мне не надо после этого загоняться?

– Ну, почему он не может умереть сам? Почему ты везде видишь убийства? – недовольно поморщился Мельников, который по милицейской привычке любил открещиваться от любого нового дела, хотя оно и не грозило его отделу.

– А архив? Почему там ничего нет? Не придумал же дедок перед смертью сказочку про белого бычка! – продолжала возражать я. – Понимаешь, там, в коридоре, кто-то был, когда я с ним разговаривала. Кто-то подслушал… А он мне что-то недосказал – это факт. Иначе в том деле мы все-таки что-нибудь нашли бы. И после этого он умирает…

– Совпадение, – хладнокровно отреагировал Мельников.

– Совпадение? – с иронией посмотрела на него я. – Сам-то веришь? Конечно, Зинченко мог и сам умереть. Но, может быть, все-таки можно сделать еще одну экспертизу, пока его не похоронили?

– Хорошо, – все так же спокойно сказал Андрей, – я попробую что-нибудь сделать в этом плане.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Да, кстати, как там наш директор поживает? – я непроизвольно потрогала себя за шею. – Показания дает?

– О да! – Мельников, кажется, был рад смене темы разговора. – Еще как дает! Он совершил большую ошибку, что вообще связался с тобой. Это его собственные слова. Так бы он работал себе потихоньку и работал, мы бы его точно не накрыли… А тут похищение, да и сопротивление при задержании. Тут одним чистосердечным признанием не отделаешься.

– И что интересного он говорит? В чем там криминал?

– В торговле наркотиками он не признается ни в какую. И, похоже, их действительно не было. Везде уже сделали обыск, но результат нулевой. Единственное, что мы нашли, это кучу левых лекарств. Они не проходят ни по каким документам. Похоже, этим они и занимались. Продавали лекарства в клиники без накладных. Ни налоги тебе платить не надо, ни таможенных пошлин, ничего. Все счастливы и довольны. Некоторые лекарства, между прочим, давно просрочены.

– В убийстве девчонок, конечно, не признается…

– Конечно, нет. – подполковник даже улыбнулся. – Да и не его это стиль, как я понял. У него чистая экономика: левые лекарства, бабки, уход от налогов. А мокрые дела – это не то. К тому же таким извращенным способом.

– Да, я видела его братков. Такие бы скорее грохнули где-нибудь из пистолета с глушителем и не стали заморачиваться насчет отравления курареподобным препаратом, – согласилась я с Андреем.

Я довезла Мельникова до его дома и, высадив, попрощалась. По дороге домой я продолжала размышлять о давнем деле. Мозг мучительно искал ответ на, казалось бы, такой простой вопрос: почему фамилия старшей медсестры Благолеповой не упоминалась в деле?

Я благополучно приехала домой и даже отзвонилась Мельникову, сообщив, что со мной все в порядке. Подполковник вяло пробормотал «хорошо» через три зевка, и я не стала его больше беспокоить. Я уже собралась выпить чаю, как от осенившей догадки просто замерла с чашкой в руках.