Погружение в отражение - Мария Воронова

– Он очень хочет с вами повидаться.

– Зачем? – удивилась Ирина.

– Этого я не знаю, только ему прямо припекло. Он пытался связаться с вами через Кирилла, но соседи сказали, что тот уехал в длительную командировку. Пришлось через меня…

Ирина скучно подумала, что настоящий жених должен был оставить соседям телефон своей невесты как раз на такой случай, если его вдруг начнут искать старые друзья. Но Кирилл, видимо, посчитал ее роль в своей жизни недостаточно важной. Кто знает, вдруг он вообще поперся за Полярный круг только для того, чтобы порвать с ней тихо и безболезненно, а предложение сделал в качестве прощального подарка, чтобы она хоть помечтала о счастливом будущем, если уж в реальности оно ей не суждено.

Она согласилась увидеться с замполитом и думала, что Надежда Георгиевна просто даст ему ее номер, но это оказалось почему-то неудобным. В результате договорились, что он будет ждать ее возле метро в субботу начиная с двух часов дня и до упора.

«Шпионские какие-то штучки», – пожала плечами Ирина, распрощавшись.

Посмотрела на часы. Нет, еще не слишком поздно звонить в семейный дом.

Подружка была искренне рада ее звонку. «Что ж, можно себе позволить любить старых друзей, когда у тебя трое детей и прекрасный муж», – желчно подумала Ирина и сразу опомнилась.

Если она позволит зависти и дальше душить себя, то в жизни совсем не останется радостей.

Пока она говорила по телефону, суп чуть не выкипел, так что пришлось нарушить важнейшую кулинарную заповедь и долить воды из чайника.

Она посолила суп, бросила листик лаврушки и пару горошинок перца.

Домовитая хозяйственная женщина и никому не нужная.

Интересно, кто будет вести ее хозяйство, когда она станет депутатом? Какая вообще начнется жизнь?

Конечно, верить партийным боссам глупо, что в общем, что в частном, но, с другой стороны, зачем им тратить время на пустые обещания судье, которая и так вынесла бы обвинительный приговор?

В самом деле, зачем? Хороший, вообще говоря, вопрос!

Ирина нахмурилась. Допустим, в случае Кирилла она показала себя строптивой судьей, которая способна вынести не тот приговор, который от нее ждут, продемонстрировала юридической общественности, что судьба человека для нее важнее цеховой солидарности. Но она же не сумасшедшая и понимает, что злоупотреблять этим нельзя, особенно когда грамотно проведенное следствие не дает поводов усомниться в виновности подсудимого.

Это совсем надо быть конченой, чтобы оправдать человека при такой крепкой доказухе. И цель какая у нее могла бы при этом быть? Заработать себе репутацию безумицы? Из ненависти к человечеству выпустить на свободу опасного преступника?

Ей-богу, незачем было красной звезде в костюме тратить свое время, она и так была с ним согласна.

Тогда в чем подвох? Хорошо, если это просто перестраховка опытного аппаратчика, который поздновато, да, но все-таки отреагировал на то, что Еремеев осквернил собою безупречную чистоту рядов, и дал судье правильное напутствие. Но так и ограничился бы беседой, золотые горы сулить зачем?

Ирина задумалась, но тут снова зазвонил телефон.

– Привет, любимая!

– Здравствуй, Кирилл, – сказала она сдержанно.

– Прости, милая, что так долго не звонил! По технологии нельзя было гасить печь, а я работал во вторую смену, и когда выходил, переговорка уже закрывалась, а служебный номер я, оказывается, наизусть не запомнил. Старый помню, а новый нет еще.

– Не оправдывайся, пожалуйста.

– Ну, Ир, ну не сердись…

– Я не сержусь. Исхожу из того, что ты меня любишь и скучаешь по мне, поэтому если ты не даешь о себе знать, то только потому, что для этого действительно нет никакой технической возможности.

– Так и есть, Ирочка моя.

– А когда ты оправдываешься, я начинаю в этом сомневаться. Поэтому не нужно. Я даже не спрашиваю, откуда ты сейчас звонишь, если переговорный пункт уже закрыт.

– От мастера. Он меня по доброте душевной пустил на десять минут, а я уже час маячу, жду, пока ты натрындишься.

– Передай ему привет.

– Хорошо, – Кирилл понизил голос, – я так люблю тебя, Ирочка.

– Да?

– Конечно, солнце мое! Слушай, я хотел прилететь на выходные, но тут подвернулась одна халтурка… Жаль упускать. Может, ты ко мне?

– Кирилл, у меня очень ответственный процесс.

– Блин… Жалко.

– И как ты себе это представляешь? Приведешь меня в рабочее общежитие? В гостиницу же нас не заселят.

– Тоже верно. Надо было нам все-таки расписаться до моего отъезда.

– Давай уж ты заканчивай свою халтурку и прилетай. Я тебя жду.

«Все-таки решение придется принимать самостоятельно», – вздохнула Ирина, повесив трубку.

Сон не шел, и она достала с антресолей книжицу Лестовского с претенциозным названием «Я человек…». Обложка была украшена картой звездного неба и героическим греческим профилем, обладатель которого напряженно всматривался в будущее.

Ирина чувствовала, что Владлен Трофимович доставит ей проблем, поэтому решила изучить его получше.

Излюбленным жанром мастера оказался очерк, странное уродливое дитя репортажа и рассказа, туго запеленутое в нравоучения, а источником вдохновения служили письма читателей. Данная книга была посвящена семейным отношениям, и естественная мысль, что человек свободен любить кого хочет, преподносилась как дерзкая и спорная. Начав с реверанса в сторону классиков марксизма («сам Энгельс относил, свергая царства, вопрос семьи к вопросам государства»), Лестовский писал о сугубой важности семейной гармонии в деле строительства коммунизма и очень быстро сваливал всю ответственность за нее на женщину. Мужикам посвящалось буквально два абзаца, в которых им предписывалось только не спиваться и не ходить налево, даже отдавать всю получку своей второй половине, по мнению Владлена Трофимовича, было необязательно.

Список требований к жене оказался намного шире. Она должна была полностью вести быт, работать наравне с мужем, но не афишировать, не выпячивать в семье своих достижений, а главное – быть доброй и мягкой и все время восторгаться своим спутником жизни, чем бы он ни занимался. По мнению Владлена Трофимовича, нельзя было встречать подгулявшего супруга лобовым вопросом «Где ты шлялся?», даже если он явился домой в два часа ночи. Измотанная ожиданием и тревогой жена обязана сначала возликовать, что муж вообще пришел, и только потом осторожно, нежно и ненавязчиво поинтересоваться, где он был. «Мечтай, мечтай», – злорадно фыркнула Ирина. Главу про любовниц, разрушающих чужие семьи, она снова пропустила – рана была еще свежа. Но и тут успела заметить, что автор винит в распаде семей хищных женщин, уводящих безропотных мужей из брака, как бычков из стойла.