Демоны Алой розы - Степан Вартанов

Весь этот милитаризированный пейзаж, как оказалось, скрывался за тем самым поворотом дороги, перед которым их перехватил дозор – и отправил в лагерь со строжайшим приказом короля – самого короля! – к которому, оказывается, вернулись память и способность отдавать своим вассалам идиотские приказы.

Сэр Томас пребывает в бешенстве. В отличие от многих восторженных натур того времени, он воспитан своим опекуном в довольно редкой ЧЕСТНОЙ манере, когда секретов – любых секретов – от ребенка не держат. В частности, не является для молодого рыцаря секретом и отношение его опекуна как к безумному королю, так и к его честолюбивому оппоненту. И к тому, какую цену платит за господские игры несчастная Англия.

Однако повернуться и уехать по своим делам они не могут: повсюду дозоры, как свои, так и чужие. И ладно бы, только дозоры – прорвались бы, не впервой, да и если скачет куда-то отряд рыцарей, вряд ли его будет останавливать каждый разъезд – можно и головы не сносить… разъезду… Но увы, главной проблемой являются лошади, их лошади, включая заводных, вымотанные долгой скачкой и не способные двигаться быстро. Устали. А на уставших лошадях далеко ли уйдешь от весьма вероятной погони? К тому же… К тому же, путь их лежит как раз через речку и далее, по полю, занятому армией Йорка, а объезд по лесу долог и неудобен, и день пути там превратится в неделю… которой у них нет.

Ибо завтра на рассвете здесь разразится бой за английскую корону, а королева торов, что находится в дне пути… с тем же успехом могла бы прятаться в далекой Африке.

В принципе, армия в Англии строится по контрактному принципу. Договорились, оплатили – деремся. Но тут – вот именно на этом месте – их отряд не мог просто извиниться и уехать. Ты прибыл на поле боя, вооруженный до зубов, – значит, ты прибыл сражаться. Ты не хочешь сражаться за Ланкастеров – значит, ты собираешься сражаться за Йорков. Все просто. Влипли.

Молодой человек в сердцах плюет и бормочет что-то не вполне подобающее доброму христианину.

– Сдается мне, сей плевок предназначен не столько врагу короны, что стоит против нас, сколько вашим собственным мыслям, – доносится сзади. Сэр Томас поворачивается, донельзя довольный тем, что нашелся-таки добрый человек, на котором можно будет дать выход скопившемуся гневу, да так и замирает.

Стоящему перед ним господину в черном дорожном костюме с одинаковой легкостью можно дать как тридцать пять, так и пятьдесят лет. Он бы, пожалуй, ничем не выделялся из любой группы аристократов – их немало бродит сейчас по истоптанной лошадьми траве, рассматривая поле завтрашней битвы. Роста незнакомец среднего, телосложения же не столько полного, сколько плотного, а еще он лыс, как коленка. Лицо господина, хоть и отмеченное оспой, все же по-своему красиво и излучает оптимизм, море оптимизма – есть такой тип живчиков, которые никогда не унывают.

Томас Турлоу достаточно хорошо разбирается в людях, чтобы понять – несмотря на упомянутый оптимизм, излучаемый этим господином, перед ним стоит боец, и боец с огромным опытом. Если бы его попросили описать своего собеседника в двух словах, слова эти были бы «пушечное ядро». Рыцарь, никаких сомнений. Рыцарь, отдыхающий перед завтрашней битвой.

Если бы не крест. Крест на шее у незнакомца золотой, тяжелый, длиной с ладонь, и украшен он драгоценными камнями – явный знак принадлежности к верхушке церкви.

– Томас Турлоу, – произносит молодой человек. – С кем имею честь говорить?

– В этих краях меня называют Эндрю Эйнджел, – церемонно кланяется его собеседник. – Я послан Святым Престолом наблюдать за сражением. Просто наблюдать… Э, нет, право, встаньте.

Действительно, при упоминании Папы Римского молодой человек предпринимает попытку преклонить колени.

– Значит ли это, что Ланкастеры…

Сэр Эндрю в ответ заговорщицки прижимает палец к губам. Вот интересно, у любого другого этот жест был бы оскорбительным, а у него получился заговорщицким – уж больно харизматичен сэр Эндрю. Весь – обаяние.

– Тс-с! Давайте не будем упрощать и делать поспешных выводов, ладно? Просто события столь масштабные требуют личного присутствия кого-то, чьим рассказам ты впоследствии сможешь доверять…

– Я понимаю… – в голове у сэра Томаса бешено крутится единственная мысль: «Это знак». Его молитвы услышаны. Это знак. Знак. Но… какой?

– Однако вернемся к причинам вашего плохого настроения, – вот теперь видно, что этот рыцарь – действительно именно церковник, либо человек, длительное время с церковниками сотрудничавший: такой тон, кроме как в церкви, нигде и не встретить. В самом деле, кто еще возьмется С ОТЕЧЕСКОЙ УЛЫБКОЙ утешать двухметрового богатыря с пудовыми кулаками?

– Понимаете, – вздыхает сэр Томас, – нас ждет дело. Я, увы, не могу о нем рассказывать, ибо это не моя тайна… надеюсь, вы меня простите… – Он вновь пытается преклонить колени, и вновь ему этого не позволяют.

– Обычно, – улыбается сэр Эндрю, – считается, что, когда вы говорите «это тайна», служитель Церкви немедленно должен предложить вам исповедаться. Но излишнее любопытство – это тоже грех. Зачем совать нос в чужие тайны, если можно просто поверить на слово? Я прямо-таки вижу, что человек вы хороший и что бы ни делали, это не пойдет во вред ни Церкви, ни Англии. Я ведь прав?

– Клянусь, вы правы! – с жаром восклицает сэр Томас.

– Ну и хорошо. В таком случае, я не спрашиваю, в чем состоит ваша цель, но в чем же состоит ваша проблема?

– Мы должны – всем отрядом – быть в дне пути отсюда. Срочно.

– И?..

– И это – вон там! – сэр Томас в отчаянии взмахом руки указывает направление – как раз в сторону противостоящей армии.

Сэр Эндрю корчит серьезную рожу а потом перечисляет, закатив глаза и всем своим видом показывая, что вещи, о которых идет речь, – простые, и сэру Томасу следовало бы догадаться и самому:

– Садитесь на коней, скачете до реки, у реки поднимаете вымпел Йорков и скачете дальше. С этой стороны вас считают подлыми перебежчиками, но преследовать уже не могут, с той – приветствуют и пропускают.

Смысл сообщения, а также то, как просто и буднично это было сказано, приводят к ошеломляющему эффекту – молодой рыцарь просто замирает с раскрытым ртом. Сэр Эндрю, в свою очередь, тоже замирает – уж больно забавно смотрится этот белокурый медведь с таким вот выражением полнейшего и какого-то детского изумления на лице.

– Но… если…

– Если поймают? Да полно вам! Неужели вы позволите себя поймать?

– Здорово! Это… Нет, ничего не выйдет, – воспрянувший было духом сэр Томас погружается в пучину отчаяния.

– Что на этот раз? – удивляется его собеседник.

– Наши лошади. Они… Они сильно выдохлись, а прорываться, если придется… а ведь наверняка придется…

Представитель Святой Церкви поднимает брови в притворном изумлении и обводит рукой окрестности.

– Вот же лошади, – произносит он, улыбаясь. – Смотрите, сколько!