Возвращение в Панджруд - Андрей Волос
Шрифт:
Интервал:
— такой же большой и гладкий как хозяйский, с крышкой и приданным ему капкиром, но все же другой: с клеймом иного мастера.
— Это еще что? — удивился Джафар.
— Это казан! — с гордостью объявил Муслим.
— Ты меня уже заморочил своими казанами. Вижу, что не корова. Чей?
— Наш.
— Наш?! Откуда?
— Откуда! Вы, хозяин, как маленький, честное слово. Будто не знаете, что все в мире, кроме людей, берется с базара.
— Ты что ж его — купил?
— Опять “купил”! Я ведь не сумасшедший, чтобы такие казаны покупать. Не купил, а поменял.
— На что поменял?
— На тот.
— Какой“тот”?
— Хозяйский.
— Как это? Чужой казан поменял?!
— А что такого? — Муслим беззаботно пожал плечами. — Я ж ему не говорил, что я его казан поменял на этот. Ему я сказал, что его казан умер. А если про этот спросит, скажу — купил.
Джафар расхохотался.
— Не смейтесь, хозяин. Все по закону. Если казан может дать приплод, то ведь он и умереть может? Вот, к примеру, взять кобылу...
— Ну бестия ты, Муслим! — смеялся Джафар. — Жалко, Хаким не знает о твоих проделках. Он бы тебе показал, чем кобыла от казана отличается.
— Старый господин меня бы похвалил, — возразил Муслим. — Правда, этот скупердяй грозит пойти к судье, да я намекнул, чтоб и думал забыл: соседи-то все слышали, сам хвастал, придурок, что у его казана малыш родился.
— Смотри, гореть тебе в адском пламени...
— Я перед тем воды побольше выпью, — хихикнул Муслим. — Потом сделаю так: пфу-у-у! — и все погаснет!
Тот мальчишка, что при первой встрече насмешливо интересовался насчет баранов, оказался вовсе не мальчишкой. Юсуф был младше всего на два месяца. Просто тонкая кость, малорослость и какая-то детская просветленность, то и дело сквозившая в живом, искрящемся взгляде, и впрямь могли ввести в заблуждение насчет его возраста.
Джафар поздоровался.
— О! — обрадованно сказал тот, узнав его. — Что, взяли?
— Взяли. Вчера с мутаввали разговаривал...
— Сколько манов[37]?
— Пятьдесят, — с достоинством, как само собой разумеющееся, сообщил Джафар — но не удержался, расплылся в ликующей улыбке.
— Ничего себе! Поздравляю. Заплатил ему?
— Кому?
— Мутаввали.
— Мутаввали?
— Ну что ты как ребенок! — рассмеялся Юсуф. — Взятку давал? Или ты арабский так хорошо знаешь?
— Не давал я никаких взяток, — обиделся Джафар. — Арабский я знаю. Он меня по всему проверил!..
— Да ладно тебе. Если так, скоро сам мутаввали будешь, — Юсуф весело хлопнул его по плечу и неожиданно переменил тему: — А стихи пишешь?
Джафар замялся.
— Я-то? Да как сказать...
Ему не хотелось с первых слов выдавать всю подноготную. Да и потом — что он там в самом деле пишет? В Панджруде кое-кому нравились его незамысловатые песенки, это правда. Но здесь, в Самарканде, где люди на поэзии собаку съели!.. Поднимут на смех, вот и вся радость. Ишь, скажут, деревенщина. Посмотрите на него. Приехал, рифмоплет, Самарканд самодельными стишками завоевывать...
— А я пишу, — сообщил Юсуф. — Даже лакаб[38]себе выбрал! Муради!
— Муради? Хороший лакаб, — одобрил Джафар. — Нет, я как-то... занятий много... и вообще....
— Жалко, жалко...
Он почувствовал, что новый товарищ теряет к нему интерес.
— У нас тут многие пишут. Такие есть мастера! — Юсуф покачал головой. — Ну ладно, мне пора. Увидимся.
* * *
С возвышения, где громоздились строения Регистана, в центре которых возвышалась пустующая ныне цитадель (эмир Исмаил Самани давно перенес столицу в Бухару), был виден весь город: стены его, будто туго затянутый ремень (а башни как великанские кулаки), сжимали глиняную лепнину строений, тут и там выпиравшую буграми и неровностями, а в целом более всего похожую на сбитое на землю ласточкино гнездо; во множестве тачали минареты — почти все со сломленными в результате недавнего землетрясения верхушками.
За восточной окраиной лежал Афрасиаб — древний город великого царя и мага, история которого терялась во тьме тысячелетий. Говорили, маг построил много дворцов и городов, но этот — Самарканд — оставался лучшим и любимым. Он сделал его столицей мира, и все цари пришли поклониться ему и подтвердить покорность. Да, наверное... почему бы и нет? — в древности случилось много чудес, тайны древних героев никогда не будут разгаданы людьми...
Впрочем, ныне Афрасиаб представлял собой волнистую местность, заросшую солончаковой полынью, редкими кустами саксаула, покрытую тысячами намогильных насыпей и небольших курганов, какими гляделись оплывшие останки крепостных сооружений. Люди на Афрасиабе не селились, да и случайно оказаться тут после наступления темноты было опасно. По ночам над этими землями, будто огромные нетопыри, носились духи прошлого: молили мертвых встать из сухой земли, тщетно взывали и, злясь на их глухое молчание, с досады нападали на сбившихся с пути путников, безжалостно рвали смертоносными когтями забредших по неведению...
У Стены поэтов Джафар побывал еще в самый день приезда — не терпелось удостовериться, что и впрямь на земле есть место, где всяк может вывесить лоскут бумаги или пергамента со своими виршами.
Оказалось, Стена поэтов существует на самом деле, однако пергамента на ней нет и в помине, да и бумагу нескоро обнаружишь — но, может, в конце концов и попадется лоскут-другой.
Длинная восточная стена Регистана была сплошь завешена сухими капустными листьями. В сущности, бумаге они уступали лишь тем, что лохматились по краям, но если не обращать внимания, что калам — тростниковое перо — то и дело спотыкается на жилках, на каждом из них вполне удавалось навалять пару-другую бейтов. Что, собственно говоря, уже и сделали неведомые стихотворцы.
Если налетал ветер, новая стайка страниц этой странной книги слетала и, печально шурша, уносила свои слова вниз по склону, где они застревали в щетинистой траве.
На убыль никто не обращал внимания — должно быть, оставшихся хватало с избытком.
Когда Джафар остановился поодаль, чтобы приглядеться, у Стены прохаживался десяток-другой молодых людей. Похоже, все они хорошо знали друг друга: весело переговаривались, смеялись. То и дело кто-нибудь выкрикивал стихотворные строки (Джафару не всегда удавалось расслышать, какие именно), и, как правило, все снова покатывались со смеху. Иные переходили от одной группы к другой, разнося, должно быть, удачные шутки, а то еще показывали пальцами на те или иные испещренные вязью капустные листы и снова хохотали, хлопая себя по коленкам, — то есть, судя по всему, эта публика имела достаточно досуга, чтобы в довольно ранний утренний час обсуждать новинки поэзии, появившиеся за ночь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!