Раб лампы - Марина Серова

— Вот что, — сказала я. — Буду стоять на Московской, у кафе «Брудершафт». Знаешь такое?

— Да. Я там неделю назад справлял день рождения своего друга. Там пиво хорошее подают и бифштекс.

— Я буду поблизости, в машине.

— В своей машине? — лукаво спросил Вова Крамер. — Или в чужой?

Но мне было не до его двусмысленных шуток.

— В своей, — отозвалась я. — Красный «Фольксваген Пассат».

— У тебя же был «Фольксваген-Жук», и ты его очень хвалила, хоть и старенькая модель. Значит, сменила машину?

— Да, новую купила, — на автопилоте ответила я. — А «Жук» у меня и сейчас есть. На нем тетушка иногда ездит за город.

— Ездит? Сама? Да, она у тебя современная женщина. Ладно, договорились. Я минут через тридцать буду.

— Ты далеко?

— Не очень.

Я сложила телефон и нервно сунула его в сумочку. «Я все равно прогуляться хотел…» Эта аладьинская фраза криво и размашисто выцарапалась в моем мозгу, как ржавым гвоздем накорябанная на заборе. Куда он пойдет? Он до сих пор не сказал еще ни одного лживого слова: сбылось все! Даже то, что касалось моего телефона и входящего звонка, который на него и поступил.

Я не очень верю в экстрасенсорику, хотя в моей практике случались прецеденты, которые с некоторой натяжкой можно было отнести именно к этой сфере человеческого бытия. Нет, в экстрасенсорику я все-таки верю! А не верю я предсказаниям о будущем. Даже о ближайшем. Вроде того, что в следующие пять секунд на мой мобильный поступит входящий вызов.

…Когда я выходила из подъезда Аладьина, я была очень близка к тому, чтобы уверовать в предвидение будущего. Только что пообщалась с одним таким Нострадамусом…

* * *

Я недаром назначила Крамеру встречу возле бара «Брудершафт». Бар был в самом деле весьма приличный, однако же кое-что другое послужило решающим фактором для этого выбора: со стоянки прекрасно просматривалась арка аладьинского дома. Если Аладьин и правда пойдет погулять, то он выйдет только из нее. Если, конечно, не будет крутиться во дворе. Впрочем, если он будет топтаться там, он мне будет неинтересен. Он собрался куда-то. Куда же он пойдет?

Да еще в таком состоянии — под моим препаратом!

Без сомнения, на него как-то действует свет. Не зря он никогда не включает верхнего освещения. На улицу выходит, но в пасмурные дни. И эта фраза: «Испугался фонаря». Включенный электрический свет подействовал на него даже больше, чем мой препарат! Черт знает что! Одно неоспоримо, — я тряхнула головой, — одно не вызывает никакого сомнения: исполнитель — не он, и не мог человек, который на самом деле является неадекватным ли, блаженным ли, слабоумным, проделать все те сложнейшие операции по устранению лиц, перечисленных в моем списке.

Я вытащила список из кармана. Смутные, не до конца оформившиеся мысли вызревали в моем мозгу. Но будет ли логический конец этому процессу? Хотелось бы получить наконец ключик — невесомый такой, внешне малосущественный ключик, который отомкнул бы ситуацию, словно большой, добротный и неподатливый сейф.

В салон моей машины заглянули. Я даже вздрогнула, так углубилась в свои мысли. Впрочем, это, разумеется, был Крамер. Взял моду пугать меня!

Он прищурил глаза и некоторое время разглядывал мой грим. Я пришла ему на выручку:

— Я это, я! Садись. Машину узнал, а владелицу — не очень?

— Я думаю, — неспешно начал Вова с грузинским акцентом, неспешно усаживаясь в машину, — что такая маскировка свыдетельствует о ващей прынадлежности к левотроцкистскому блоку. Ми вас расстреляем. Как ви думаете, таварыщ Берия?

Я махнула рукой:

— Кроме товарища Берии, имеется еще сто претендентов на то, чтобы нас грохнуть. Ну, рассказывай, что там с тобой произошло?

— А что? — буркнул Вова. — Да ничего особенного! Пришел домой после того, как выпустили после допроса. Тебя-то вызывали?

— Да, я переслала показания, — неохотно отозвалась я. — У меня в этом ведомстве много знакомых. Лично светиться не стала. Так что у тебя произошло?

— Из квартиры меня выкинули, — сказал Вова. — Ее же для меня фирма снимала. И всех девчонок, которые со мной были, уволили. Разогнали всех.

— Как у Ани плечо? — спросила я.

— Нормально… Никак не можешь простить нам побега из твоей конспиративной квартиры? А плечо у нее ничего. До полного выздоровления далеко, но правой рукой шевелить уже может.

— Правое плечо… правая рука, — пробормотала я и вдруг увидела выходящего из арки человека. Человека в сером плаще, того самого, которого я ждала. Это был Аладьин.

— Вот что, Вова, — поспешно произнесла я. — Меня интересует один человек. Вон он идет. Я его выследить хочу. Боюсь, что он большой интерес для меня может представлять.

Крамер глянул в указанном мною направлении.

— А, этот? — осведомился он. — Который садится в троллейбус?

— Этот самый. Я еду за ним, а ты рассказывай по пути о своих злоключениях.

— Э, а «Брудершафт»? — разочарованно протянул он. — Я это… выпить хотел пивка, только… деньги вот…

— И ты хотел выпить за мой счет, — резюмировала я. — Это ясно. Ну не пойду же я туда в таком виде? Мне сейчас лет пятьдесят в таком прикиде можно дать. Подумают: мать с сыном. Или, того хлеще, старая кляча молоденького спаивает. Ладно, — махнула я рукой, — если все нормально закончится, будет тебе пиво. И даже водка. Только не сию минуту.

— Ну так поехали за троллейбусом, — буркнул он.

Аладьин вышел у автовокзала. Там он некоторое время потоптался у кассы, потом купил билет и сел на лавочку. Подошел автобус номер 256. На нем честь честью красовалась табличка: ТАРАСОВ — КРАМИНСК.

Краминск — городок в сорока-пятидесяти километрах от Тарасова. Ну что ж, последую за Аладьиным до конечного пункта. «Решил совершить прогулку…» Хорошенькая «прогулка»! Но ведь и тут — не обманул.

— Наверное, показалось, — настороженно сказал Крамер, когда мы въехали на окраину небольшого городка, название которого отложилось в памяти каким-то раздавленным кляксовым пятном. — Может, никакого «хвоста» и не было?

Полдороги Вове казалось, будто нас кто-то «ведет». Хотя я, со своей профессиональной наблюдательностью и чутьем на подобные «хвосты», ничего не заметила.

— Теперь уже не суть важно, — сказала я. — Я за рулем больше трех часов, и что-то есть захотелось. Только кажется мне, что с этим Аладьиным мы еще досыта наедимся и завтраков, и обедов, и ужинов — по самое «не хочу»!

Вова взглянул на часы и сказал:

— Да уж, пора пожрать. Восьмой час. Пригородные автобусы вряд ли пойдут обратно так поздно. И куда этот твой Аладьин поперся на ночь глядя? Ты говорила, что он прогуляться хотел? Нехилая прогулочка!