Сатир и Муза - Андрей Афантов

Впереди мелькнул красный «пыжик», и сердце Алексея гулко стукнуло и обмерло: «Неужели? Догоню!» Он принялся слаломом ввинчиваться в поток, распихивая корпусом «эмэльки» сразу три ряда. Ему сердито забибикали:

– Ну мудак я! Мудак! Простите – извините! – вслух сказал он, понимая, что его всё равно никто не слышит.

Красный светофор. Олечка впереди на три корпуса. «Не беда! Всё равно догоню», – Алексея охватил охотничий азарт, он выключил магнитолу: ничего слушать не хотелось. Ещё квартал. Алексей понял, что «добыча» от него уже не уйдет, успокоился и стал подкрадываться: «Заметит – не заметит»? На следующем красном светофоре Оля встала первой, он сразу за ней, но девушка не догадалась посмотреть в зеркальце.

– Эх! – Алексей вышел из «Мерседеса» и, оставив дверцу распахнутой, подбежал к «пыжику», стукнул в Олино стекло. Та испугалась, но стекло опустила:

– Привет! – её голос прозвучал встревоженно, а лицо выражало удивление.

Не говоря ни слова, Алексей протиснул голову в салон и, схватив её ладонью под затылком, стремительно поцеловал в губы. Отпрянул и молча умчался на своё место. Следом пискнула эсэмэска:

– Ой, кто здесь?!

– Похвали еще, дорогая Олечка!

– Не знаю, как на счет дорогой… начинаю ты радость солнышко светлый цветочек точнее бутончик я сохраню и бережно понесу по жизни в своем сердечке там ты будешь любим с ку я тебе обещаю целую, любовь моя.

2003 год, 10 октября, пятница, день.

Алексей сумел скрыть своё возбуждение на планёрке. Пакет акций ЮКОСа он скинул сразу после той встречи с Михайловым, и Романенко, заметив эти операции в листе сделок, довольно ухмыльнулся, решив, что этим Лёшина игра на понижение окончилась. Бумаги с тех пор только выросли, и руководство имело основания радоваться своей осторожности.

Первым делом на рабочем месте Алексей сделал два коротких звонка. «Скандинав» Виктор обрадовался ему и начал что-то мямлить, что, мол, мы уже отчаялись надеяться, что он прорежется, но Алексей резко перебил его, сказав, что время дорого. Очевидно, решения принимал не «связной» Виктор, и скандинавы все равно будут играть на понижение с Алексеем или без.

Голос Сельдина, напротив, казался вялым. Ему показалось подозрительным, что Алёше понадобилось его участие в игре так скоро, но разговор он повёл по-деловому:

– Дайте мне какое-то время сбросить свой пакет, пропустите вперёд. А то я могу и не успеть.

Алексей согласился. Теперь он прислушался к разговору, который вели Карен и Наташа. Наташка выгружала из сумки на свободный письменный стол, используемый в качестве кухонного, пакет пряников…

– Национальная рознь, национальный вопрос – это от неполноценности бедных, – видно было, что тема всё же как-то задевала Карена, его голос не был равнодушно холодным.

– Мы живём в глобальном мире, – продолжал он, видя, что количество слушателей увеличилось. – У нас, например, гораздо больше общего с еврейскими банкирами с Уолл-стрит, чем, например, с интеллигенцией нашей культурной столицы.

Карен имел в виду Питер:

– Пляска Доу-Джонса, взлёт нефтяных цен, курс доллара – всё это влияет, очень сильно влияет на небольшую долю населения планеты. То есть – на нас. И объединяет гораздо сильнее, чем культура, и языки, на которых мы думаем. А вот наш дачник-пенсионер быстрее договорится с фермером из Новой Зеландии, чем, например, со мной.

Алексею нарисованная коллегой картина показалась забавной, и он решил добавить смешинки в монолог Карена:

– А как сильно объединяет женщин со всех концов света очередь в женский туалет в каком-нибудь Хитроу! Им тогда совсем не до национального вопроса!

Наташка засмеялась:

– Я думаю, что существуют темы, которые сильнее объединяют женщин, чем твой пример.

– Какие?

– Вот если собрать африканку, американку, немку, японку и русскую (но так, чтобы они все понимали, например, английский) и вбросить им тему, как удержать возле себя нормального мужика?.. Они очень быстро подружатся. Гораздо быстрее мужиков, – Наталья растила сына одна.

– Ну, мы на почве хоккея тоже бы быстро подружились, – Карен вставил свои пять копеек.

– На почве хоккея вы, скорее всего, подеретесь…

– Ага, так как за разные команды болеем, – согласился с Наташей Алексей. – К делу!

Он многозначительно помолчал, чтобы подчинённые заметили его настроение. Он не стал «вилять» перед ними, коротко заявив:

– Сигнал поступил, приступаем!

«Так выпить кофе или вприкуску?» – Алёша оглянулся назад, в надорванном пакете ещё оставалось пять пряников. Есть не хотелось. Только пить.

На корсчете было порядка сто миллионов, и Наташка тут же приступила к первому «репо». Похоже, «крючки» она забросила заранее, и теперь ей не требовалось много времени. Пока она торговала, Алексей наблюдал за «стаканом» «сбера» . Сергей Иванович был аккуратен. Он «заливал» все заявки на покупку этих акций строго до какого-то уровня, не желая ронять рынок дальше, а потом терпеливо ждал, когда появится спрос, достаточный для следующей порции. «Сколько ж у него “сбера”?» – думал Алексей. Всего он насчитал пять траншей, причём, последний оказался весомее всех – кто-то крупный выставил сразу огромную заявку на том уровне, где останавливал свой слив Сергей Иванович.

Алёша вдруг ощутил голод, остывшего кофе оставалось треть чашки. Он снова оглянулся – на «кухонном столе» лежал пустой пакет из-под пряников. «Вот так всегда!» – весело подумал Звонарёв. Он напряжённо ждал звонка Сельдина. Смотрел на телефон, и его подчинённые тоже смотрели на его телефон. Трель прозвучала как колокол резко. Алексей нажал зелёную «трубочку»:

– Алё!

– Маму можно? – чей-то детский голос явно ошибся номером…

– Маму спросили, – Алексей ответил на немой вопрос сотрудников. Все засмеялись, эта фраза разрядила напряжение всем, кроме Наташки. Она нахмурила лоб, ей тоже звонил иногда ребёнок, но номер начальника он знал вряд ли.

Тут же позвонил Сельдин, его номер определился правильно:

– Я всё.

Следующие несколько часов прошли в аврале. Наташка «реповалась», Чук продавал бумаги. Карен в вакханалии на ММВБ не участвовал, занимаясь заявками клиентов на валютном рынке и искоса поглядывая на коллег. Гек работал с клиентами на фондовом рынке. Наташка начала с длинных трёхнедельных «репо». Где она их нарыла, неизвестно, и Алексей даже думал её придержать. Существовал риск, что игру придётся прекращать быстро, а возврат денег через три недели мог помешать закрытию «коротких» позиций. Но вслух так ничего и не сказал: «Будь что будет».

2003 год, 16 октября, четверг, вечер.

«Эх. Был бы он более чуток!» – Оля подумала про Стаса с болью. Уже несколько лет она пробовала говорить с ним про деток, но муж отмахивался. Стас был единственным сыном и единственным внуком. Он понимал, что за семь лет совместной жизни, из которых два в законном браке, дети уже должны были быть. Что Оле – пора. Но дальше разговоров дело не шло. Оля вспомнила, как злился её отец, наездами бывавший в Москве. «Может, вам книжку какую купить? Как детей делать?» – папа дразнил зятя, но тот на подколки не реагировал. Оля вспомнила, как в прошлый приезд он уговаривал дочь составить ему компанию – съездить посмотреть наследственный дом. Он так и говорил «Наследственный Дом», произнося большие буквы с пафосом. Карпов-старший происходил из зажиточной крестьянской семьи, и для него это были не пустые слова. По доносу соседей их раскулачили, что хорошо помнил Олин дед. Огромная семья почти вся сгинула в лютые тридцатые, а дом остался. И стоял до сих пор. В том доме продолжили жить потомки ТЕХ. И Ольга ехать отказалась. Смотреть в ИХ глаза? Зачем? О чём с НИМИ говорить? Ольга не испытывала к ним ни ненависти, ни любопытства. Впрочем, её старший брат тоже отказался. Папа съездил один.