1612 год - Дмитрий Евдокимов

В Китай-городе у лавок и кабаков толпились посадские, пьяно проклиная Годуновых да их сродственников — Сабуровых и Вельяминовых.

На Красной площади народ валил валом к Лобному месту. Здесь были не только посадские, но и много дворян, поэтому Пожарский легко затерялся в толпе.

— Глянь! — удивленно сказал он Надее. — Богдан Бельский! Живой! И снова бороду отрастил!

Бельский кричал с возвышения с надрывом:

— Перед кончиной Иоанн Васильевич поручил мне, его верному слуге, попечительствовать над его детьми — Федором и Димитрием. И когда Годунов замыслил убить угличского царевича, я спас его вот на этой груди! — Он шумно ударил себя в грудь, прикрытую кольчугой.

— Пусть Шуйский скажет! Он же вел тогда следствие! — выкрикнул кто-то из толпы.

Рядом с Бельским встал на возвышении узкоплечий сутулый старик в горлатной шапке. «Василий Иванович Шуйский!» — прошелестело по толпе. Шуйский поклонился и дребезжащим козлиным голосом закричал:

— Истину говорит Богдан! По ошибке люди Борискины зарезали сына поповича, что играл с царевичем. А царевича укрыли верные люди и прятали до поры до времени. Я боялся тогда мести Бориса, потому и подтвердил, будто царевича зарезали. Жив он и идет к нам.

Шуйский в подтверждение слов размашисто перекрестился в сторону Покровского храма. Толпа взревела:

— Вон тело Бориса из Архангельского собора! Недостоин находиться в усыпальнице царской! Вон!

Новый взрыв волной раздался у Фроловских ворот. Оказывается, посланные раньше люди уже тащили гроб Бориса.

— Куда его? Собаке собачья смерть! — кричала возбужденно голь.

— Давайте его в Варсонофьевский монастырь! — отвечали более солидные люди. — Все-таки был помазанником Божьим.

Гроб в обычной деревенской телеге, подпрыгивая на рытвинах, направился к Никольской улице, за ним устремилась толпа.

— Скорей в Кремль! — скомандовал Пожарский, воспользовавшись всеобщей сумятицей.

На мосту при въезде в Кремль их остановили пьяные казаки.

— Кто такие? — спросили они, загораживая вход пиками.

— Свои! — ответил Надея. — Люди Бельского.

— Ах, от Бельского! Тогда можно! — смягчился начальник караула, неожиданно обнаружив в своей руке серебряный рубль.

Царский двор также носил следы разграбления: двери и окна были выломаны, везде валялась всевозможная утварь. Он был зловеще пуст. Дмитрий подъехал ко дворцу царевны. Никто его не встретил. Спешившись, он вошел в хоромы. Нигде никого. Содрана обивка со стен, поломаны лавки. На полу видны следы крови. «Неужели опоздал?» — горько подумал князь, однако прошел дальше, на задний двор, а оттуда в сад. Прислушался, может, почудилось? Нет, из глубины сада, где находилась беседка, раздавалось тихое всхлипывание. Пожарский бросился туда:

— Матушка!

Это действительно была княгиня, забившаяся в дальний угол.

— Сынок! — со стоном проговорила она. — Какой ужас! Ксения…

— Потом, потом расскажешь, — пробормотал князь, беря ее на руки и усаживая на свою лошадь, сам сел сзади, бережно ее поддерживая.

У ворот — снова пьяные казаки.

— Глянь, какой проворный! — загоготал один из них. — А мы бегали, баб искали…

Пожарского вовремя оттеснил своим конем Надея. Снова сунув рубль, строго сказал:

— Открой зенки! Это же старуха! На богомолье едет.

Казак смущенно что-то забормотал, и отряд поспешно миновал караул. На Сретенке еще бурлила толпа, идущая к Варсонофьевскому монастырю, пришлось ее объехать. Наконец за Сретенскими воротами усадьба Пожарских. Стремянный Никита забарабанил что было силы в крепко запертые ворота. Наконец раздался дрожащий голос ключника:

— Кто там? Хозяев дома нету!

— Открывай, старик, это я! — подал звучный голос Пожарский.

— Князюшка! — аж всхлипнул ключник. — Наконец-то! Мы тут такого страху натерпелись! Вчера грабить приходили. Спасибо твои посадские в обиду не дали. Говорят: «Наш князь хороший, справедливый. Его обижать без надобности!»

Князь бережно внес мать в горницу, усадил на лавку. По его знаку княгине принесли меду. Сделав несколько глотков, она горько расплакалась.

— Ну, полно, полно. Расскажи мне все по порядку, — попросил ее Дмитрий.

…Наутро дворец проснулся от криков на Красной площади.

Царица Мария Григорьевна послала проведать, что случилось, дворцовых слуг.

Те скоро вернулись в страхе. На Лобном месте читают письмо самозванца два его посланца — Гаврила Пушкин и Наум Плещеев. На этот раз послы появились не одни — с ними большой отряд казаков во главе с Андреем Корелой да еще мужичье из села Красного. Они сбили стрелецкую стражу на воротах и в окружении московского «черного» люда привалили на Красную площадь.

Царица послала к народу с увещеванием начальных бояр Мстиславского и Шуйских, а также думного дьяка Афанасия Власьева. Однако те говорили вяло, вроде бы и не веря, что Димитрий — самозванец. Пока шли споры между посланцами Димитрия и боярами, казаки не зевали. Разбив замки на железных дверях Разбойного приказа, они освободили всех заключенных, в том числе и поляков.

После этого возбужденная толпа ворвалась в Кремль и стала громить царский дворец…

Здесь княгиня заплакала навзрыд.

— Успокойся, матушка. Все позади!

…Толпа схватила царицу, Федора, добрались и до Ксении. Наверное, убили бы их, но не дал Богдан Бельский, пожалевший свояченицу. Их с позором на простой телеге повезли на старое подворье Годуновых, расположенное здесь же, в Кремле. Когда казаки начали издеваться над Ксенией, княгиня бросилась на ее защиту. Но кто-то так ткнул ее в спину, что она упала и потеряла сознание. Когда очнулась, во дворце царевны никого уже не было, а из царского дворца раздавались пьяные песни. Княгиня пробралась в сад и затаилась в беседке. Там-то и нашел ее Дмитрий.

— Жалко мою лебедушку, — причитала княгиня. — Сначала жениха потеряла, потом отца. Что-то с ней будет?

— Не печалься, матушка! — утешал сын. — Ксении дорога теперь только в монастырь. Ближе к Богу. Отдыхай. А как совсем поправишься, отвезу тебя в Мугреево. Возле внуков, глядишь, и сердцем оттаешь!

…Жак де Маржере возвращался в Москву. Его вооруженные ландскнехты, закованные в кирасы, входили в отряд Петра Басманова, сопровождавшего князей Голицына и Мосальского. После того как «немцы» перешли на сторону царевича под Кромами, в их отряде осталось не более половины. Многие не стали рисковать: денег у царевича не было, а займет он престол или нет, бабушка надвое сказала, да еще вопрос — усидит ли он на нем. Возвратился в Европу и Розен, снова подавшись на службу к римскому императору. Маржере, игрок по натуре, решил поставить на царевича и, похоже, выиграл. Петр Басманов, главный воевода молодого царя, выбрал в качестве командира передового войска именно его, Маржере.