Русская военно-промышленная политика. 1914-1917. Государственные задачи и частные интересы - Владимир Поликарпов

В работе другого исследователя, Л.Г. Бескровного, имеется таблица — «Производство тяжелых орудий». Согласно ей, в 1914 г. было изготовлено 80 шт. 42-лин. пушек[94], в 1915–84, в 1916–309 и в 1917 г. — 98. Здесь допущена неточность — одна из многочисленных, имевшихся в рукописи посмертно изданной книги. Противоестественно выглядит уже само по себе совпадение цифр в той же таблице: 309 и 98 пушек показаны одновременно и как изготовленные, и как починенные в 1916 и 1917 гг.. Установить происхождение странных цифр затруднительно: из трех архивных дел, названных в легенде к таблице, ни одно не содержит сколько-нибудь близких по смыслу сведений.

В конечном счете наиболее пригодными для использования итоговыми сведениями об изготовленных в 1914–1917 гг. на русских заводах орудиях до сих пор представляются те, что приведены во 2-й части (1922 г.) труда Маниковского[95].

На совещании в Ставке в декабре 1916 г. высшие военные чины, обсуждая характер будущих операций в 1917 г., ставили возможность наступательных действий в зависимость от силы артиллерии. Эверт (Западный фронт), по его словам, не имея резервов, занялся формированием новых дивизий, но «откуда взять для них артиллерию?». Оказалось, что «этого сделать нельзя. Я создал шесть дивизий, но они небоеспособны, они не имеют артиллерии. А одной грудью пробивать — преступно. Конечно, они могут служить для затыкания пустых пространств, но для нанесения удара их применить нельзя». Поэтому лучше «сохранить прежнюю организацию, укомплектовать части, чем создать новые части… При создании новых частей без артиллерии… получим только временное утешение… при первых же боях они станут небоеспособными». А.А. Брусилов (Юго-Западный фронт) тоже указывал на нехватку артиллерии: «Числом штыков мы подавляюще больше противника. Поэтому мы можем приступить к формированию новых дивизий… Вопрос весь в том, чтобы снабдить их артиллерией и пулеметами… Если Августейший полевой генерал-инспектор артиллерии и военный министр постараются, это возможно сделать».

Великий князь Сергей Михайлович привел данные о количестве орудий на фронтах на 1 декабря. На версту фронта приходилось (даже если считать без Кавказского фронта) 5 орудий, тогда как у французов — 24, а у англичан — 35. «Из этого вы видите, насколько наши союзники богаче нас в этом отношении… В настоящее время Северный и Западный фронты формируют новые дивизии, которые могут получить только позиционную артиллерию, и то с большими затруднениями. Орудия и снаряды есть (мы ежемесячно выпускаем на фронты 100 орудий), но у нас нет амуниции, зрительных приборов; панорам имеется минимальное количество, идущее на пополнение пришедших в негодность. Поэтому формирование артиллерии для новых, формируемых… дивизий может произойти в ущерб формирований для старых дивизий… (Эверт: «Тришкин кафтан!») Для новых формирований артиллерии нет, нет стереотруб, нет панорамных прицелов», лошадей. Когда Н.В. Рузский (Северный фронт) попытался объяснить неудачный ход последних боев плохой организацией снабжения («Общее мнение таково, что у нас все есть, только ничего нельзя получить… У нас нет внутренней организации»), военный министр Шуваев не согласился: «Не в этом дело. Нам надо 12 млн. пудов железа, мы имеем всего 7 млн… Надо принимать все меры, но и отдавать себе также отчет в действительности». «Нельзя ли увеличить поступление минометов?» — поинтересовался Рузский. Шуваев ответил: «Весь вопрос сводится к металлу». Но дело заключалось не только в «железе»: рабочих, работающих на армию, надо кормить; «в начале войны… на довольствии было 1 300 000, а теперь 10 млн., к ним надо добавить и до 2 млн. рабочих».

По вопросу об артиллерии для новых дивизий совещание в конце концов решило, что в 1917 г. «за неимением артиллерии, временно при этих дивизиях не будет сформировано новых артиллерийских частей, почему вновь сформированные дивизии будут работать с артиллерией других дивизий корпуса».

Первым отечественным поставщиком оптических приборов армии и флоту являлась «Фабрика оптических снарядов» в Варшаве[96]. Сначала она изготовляла фотообъективы, но затем освоила орудийные панорамы, трубы, бинокли и перископы. Основную часть своих заказов ГАУ передавало заграничным заводам, но не избегало и товарищества Фос, находя, что «в видах поддержания и прочного установления у нас этого производства… можно согласиться на отдаление срока» и «допустима некоторая переплата», поскольку эта фабрика — единственная в России, способная изготовлять стереоскопические бинокли. Главное — «следить за тем, что действительно бинокли и их части изготовляются в России на фабрике Фос». В составе мастеровых были специалисты, ранее приглашенные в Варшаву с предприятий Шотта и Цейса в Йене и Е. Крауса в Париже. Военное ведомство считало, что «крайне желательно поставить дело изготовления оптических инструментов в России на твердую почву», а для этого стремилось, «кроме фирмы Фос, заинтересовать какую-либо солидную фирму, которая устроила бы внутри России завод для изготовления всех оптических приборов, необходимых для военного дела».

В 1905 г. оптическую мастерскую устроил у себя Обуховский завод морского ведомства. В изготовлении прицелов Обуховским заводом (там выполнялась окончательная сборка) принимали участие мастерская А.Н. Рейхеля («изготовление только труб»), предприятия Лесснера, Однера, Сименса и Гальске, «Арматура», мастерская К.С. Герцика «и отчасти заграница». Качество выпускаемых мастерской приборов хромало: «На службе стали обнаруживаться многие дефекты, в большинстве случаев от работы зависящие», да и «невозможно было собрать оптику без оптиков». Для изготовления более сложных приборов недоставало специалистов и оборудования. Обучение рабочих требовало времени, их производительность была «долгое время минимальна», претензии же сравнительно высокооплачиваемых оптиков, механиков и юстировщиков, «как только таковые несколько получились работе», возрастали.

На должность помощника заведующего мастерской Обуховского завода был приглашен итальянец Г.Ф. Коро (в 1914 г. — заведующий мастерскими), для научных консультаций — профессор А.Л. Гершун, еще в 1895 г. ознакомившийся с постановкой оптических заводов в Германии, Англии и Франции; в 1909 г. он стал начальником мастерской. Это был «единственный человек в России, умевший в то время вычислять оптические системы».