Седьмая свеча - Сергей Пономаренко

Его решение совпало с приездом Глеба. Вот тогда Ольга и забеспокоилась. Глеб не был тем мужчиной, с которым она собиралась прожить всю жизнь. Степан, впрочем, тоже. Она придерживалась принципа, внушенного ей матерью: молодость — это только средство обеспечить себе старость. Ей уже исполнилось двадцать восемь лет, и она давно лишилась иллюзий, присущих восемнадцатилетним. Больше всего в Глебе ей нравилась его трехкомнатная квартира в тихом районе — на улице Богдана Хмельницкого, в четырехэтажном домике, уютно расположившемся во дворе. По скромным оценкам, она тянула тысяч на сто, учитывая ее местоположение в центре, в отличие от квартиры Степана на Борщаговке. А теперь она могла лишиться ее по прихоти выжившего из ума блудливого старика. Она поехала к маме в село, та ей «проассистировала», и через месяц Леонид Григорьевич избавился от земных проблем и больше никому уже не мешал. Вот тогда она оценила способности своей матери в полной мере и поняла, насколько они полезны в этой жизни. Поэтому продолжала оставаться ее прилежной ученицей, стараясь перенять от нее как можно больше знаний.

Глеб, погруженный в науку и зависимый от бюрократов типа Варавы, больше не удовлетворял амбиций Ольги. Ей хотелось размаха, она жаждала получить все удовольствия от жизни сейчас, а не ждать неизвестно чего неизвестно когда. Поэтому она обратила внимание на Степана, преуспевающего бизнесмена.

Собственные чары, подкрепленные магией матери, все равно никак не могли перебороть комплексы Степана в отношении дружбы с Глебом. Время шло. Тот избегал взглядов Ольги и ситуаций, в которых они могли остаться вдвоем. «Уж не пойти ли мне к нему самой, проявить инициативу?» — подумывала она все чаще, но поездка в Ялту расставила все по своим местам. Успокоившись, она, считая Глеба абсолютно бесполезным, начала плести тонкую паутину вокруг Степана и привязывала его к себе все сильнее. Сумасбродство Василия, отправившего Глеба вслед за ними в Ольшанку, чуть не разрушило ее планы, но в итоге привело к желаемому результату. Единственное, чего она не учла, так это того, что, обнаружив проколотые фотографии, в том числе и удачно оставленное для отвода глаз ее фото, Глеб полностью уничтожит баню, вместе со всеми магическими атрибутами, тем самым неожиданно продлив себе жизнь. Ведь каждый предмет для совершения магического обряда должен и сам пройти через специальный обряд, чтобы зарядиться необходимой энергией. Восстановление всех магических предметов, погибших тогда в пламени, заняло у нее не один месяц.

Неожиданная болезнь и смерть матери помешали Ольге перенять весь ее опыт, но у нее в руках была теперь книга Духов, которую ее мать получила от бабушки, а та — от своей матери. Каждый, кто обладал ею, вписывал в нее свои наработки, наблюдения. Обложка и страницы книги были изготовлены из телячьей кожи, на которой писали специальными чернилами. Придет время — и она тоже дополнит ее.

Она решила не разводиться с Глебом после ареста, рассчитывая вскоре отправить его на небеса вслед за отцом, чтобы остаться единственной владелицей чудесной квартиры. Но то ли Глеб оказался сильнее своего отца, то ли она была еще очень слабым магом, все ее наговоры, порчи пока не давали желаемого результата. Она не отчаивалась, время у нее было. К тому же росло ее мастерство и пополнялись знания по черной магии.

Ее взгляд упал на белый запечатанный конверт, и она улыбнулась. Привет с того света, от Мани. Как интересно устроен мир — человека нет, уже полгода, как им лакомятся черви, а ты от него получаешь письмо. Она внимательно осмотрела конверт, весь испещренный нервными надписями почтовых работников. В итоге письмо нашло адресата, но не того, кому изначально предназначалось. Вполне возможно, что если бы не была допущена ошибка в адресе, то и отправитель был бы жив, и адресат не находился бы в местах не столь отдаленных. Впрочем, получатель в противном случае давно отправился бы туда, куда письма не доходят.

«Вскрыть или уничтожить, не вскрывая? — задумалась она. — Ничего нового и важного для меня в нем нет, разве что удовлетворю свое любопытство». Взглянула на часы: у нее есть в запасе достаточно времени, чтобы прочитать письмо.

Она вскрыла конверт, достала маленький листочек, исписанный почти каллиграфическим почерком, и углубилась в чтение.

«Здравствуйте, Глеб! Удивительным образом наши судьбы соприкоснулись при необычных обстоятельствах, и теперь я не могу оставаться безучастной свидетельницей тех угрожающих событий, которые сгустились вокруг вас.

Вы знаете, я часто мысленно веду с вами беседу, хотя хорошо понимаю, что воображаемый образ и реальный человек — это не одно и то же. Хотелось бы верить, что они, по крайней мере, во многом совпадают.

Мне сложно начать с конца, с самой сути проблемы, тогда может оказаться много «белых пятен» и я могу остаться непонятой. Поэтому извините, если я буду чересчур многословна.

Историю Ульяны я вам вскользь рассказала и к этому только добавлю, что девочка, родившаяся в далеком 1942 году, впоследствии стала моей матерью. Ее звали Кэтрин, Катя. В трехлетнем возрасте она вместе с Ульяной (она не хотела, чтобы я называла ее бабушкой, к тому же наши родственные отношения для всех были тайной) вначале оказалась на поселении в Сибири, но вскоре их разъединили: Ульяну арестовали и отправили уже в северные лагеря, а ее — в детский дом, который мало чем отличался от тюрьмы. Это были первые послевоенные годы, тогда слова «немец» и «фашист» были равнозначными. Маме пришлось пережить множество унижений и притеснений в детдоме, ведь она была наполовину немкой, а там жило много сирот войны. Испытания только закаляют сильных людей, а слабых ломают. Моя мама не была сильным человеком, и в этом я ее не упрекаю, я ведь знаю, в каких условиях ей пришлось жить.

В восемнадцать лет она распрощалась с детдомом и с небольшим фанерным чемоданчиком, вместившим все ее пожитки, вступила в самостоятельную жизнь, не имея близких, которые могли бы предоставить ей временное пристанище. Ульяна пропала в лагерях, и мать думала, что она там погибла. Три года она проработала в Иваново-Вознесенске, городе невест и ткачих. Там она встретила первую любовь, там родилась я, там ее постигло глубокое разочарование, и это начисто лишило ее оптимизма, который еще оставался. Моим отцом был вор-рецидивист, который вскоре отправился отбывать очередной срок, где и сгинул бесследно. Чтобы как-то выжить с ребенком, мать стала брать у его дружков краденые вещи на продажу. Вскоре ее задержали и дали срок условно, приняв во внимание малолетнего ребенка. Из фабричного общежития ее выгнали с клеймом воровки и списали на нее все пропавшие вещи. Она меняла города, становясь все ближе к уголовному миру. Когда мне было пять лет, она отправилась в тюрьму, а я в детский дом. Через три года она вышла, забрала меня, но ненадолго, вскоре получила следующий срок. Я снова оказалась в детдоме. Мне очень легко давалась учеба, и я была прилежной ученицей с примерным поведением, насколько это было возможно в тех условиях. Меня полюбила бездетная воспитательница Вероника Матвеевна, которая после многолетних усилий добилась, чтобы мою мать лишили материнских прав, а ее назначили моим опекуном. Мне с ней было хорошо, но когда в очередной раз выпускали из тюрьмы мать, сердце тянулось к ней. Однако она уже ничего не могла сделать, не могла изменить свою жизнь. С такой биографией она могла претендовать только на работу уборщицы с нищенской зарплатой, но это ее не устраивало, и, побыв какое-то время на воле, она вновь получала срок.