Новый год по новому стилю - Ольга Горышина

— Спасибо, Дедушка Мороз. Краше этого цветочка нет ничего на целом свете…

Люба аж подпрыгнула к коробочке, и я положила украшения на стол, но попросила не трогать руками.

— Вот и славно, милые мои, вот и славно… А мне пора к другим детишкам. А вам хорошо встретить Новый год. Ты маме помогала готовить?

Люба кивнула.

— Молодец, хозяюшка. Проводишь дедушку до дверей?

Люба дала Гришиному другу руку так же смело, как давала самому Грише. Я прикрыла пакетом с платьем драгоценную коробочку и открыла дверь в коридор, заботливо прикрытую Александром Юрьевичем. Но дальше идти не смогла. В прихожей стоял Кирилл. А я не услышала ни домофона, ни звонка, оглушенная подарком.

— Что ты тут делаешь?

Деда Саши в прямой видимости не было. Но сын за отцом в кухню не пошёл, хотя и разулся. Даже тапки взял. Уходить не собирался.

— Здравствуй, Лизонька. С Наступающим Новым годом! — сказал не издеваясь, а очень серьезно и отступил от двери.

В углу стояла огромная коробка. Я не только оглохла, но и ослепла по всей вероятности: слона я не приметила, а слоном, судя по картинке, был кукольный домик. Я отступила назад, прямо в объятья Деда Мороза: да, мне сейчас мужская поддержка не помешает.

— Кто это, Люба? А? — спросил он прежним стариковским голосом. Он не собирается отступать от взятой роли, но, кажется, не забывает и про другую, более важную: роль друга, а настоящая мужская дружба подразумевает и защиту женщины друга. Я с удовольствием спрячусь сейчас под красный кафтан, чтобы не видеть довольную рожу Каменцева.

Люба растерялась. Я тоже. Кирилл — нет.

— Я Любин папа.

И тут растерянность как рукой сняло, и Люба выкрикнула. Как в лесу «ау», слишком громко для городской квартиры:

— У меня другой папа!

— Люба! — это мы сказали с Кириллом в унисон, но с разными интонациями.

Я боялась за Гришу — он мог не поделиться с другом такими подробностями, но ребёнок не молчал.

— У меня папа Гриша, — и обернулась к Деду Морозу. — Он разрешил мне так себя называть!

И вот обида за неполученное заранее платье прорвалась слезами через другую, намного большую обиду. И Дед Мороз вдруг схватил ее в объятья: как же они с Гришей похожи! Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты…

— Эй, девица-красавица, чего реветь надумала? — ворчал утешитель по-стариковски. — Знаю я про твоего папу Гришу, я все знаю… Зайцы с белками все мне про всех рассказывают. А-ну не реви! А то твой папа Гриша догадается, что ты плакала. Ведь ты не хочешь расстраивать своего папу, не хочешь?

— Лиза, что за херня здесь происходит?! — взорвался Кирилл. — Что еще за Гриша? Этот Вербов?

У меня аж руки вспотели! Про спину я молчала…

— А ты осведомлён. Чего спрашиваешь тогда? И последи за языком при ребёнке!

— Да ты, вижу, не только за языком не следишь при ребенке, но и ещё за чем-то…

— Товарищи родители! — перекрыл всех голос Деда Мороза. — Господа хорошие! Новый год на носу… Вы куда не надо его не суйте. Прищемит. И не только нос. И уже прищемило, похоже…

— Вы, дедушка, сколько на грудь принять уже успели? — не постеснялся Кирилл хамить постороннему человеку. — Вы идите, идите… Кони копытом бьют, заждались. И дочь мою отпустите. Так-то лучше…

Дед Мороз отпустил Любу с большой охотой, потому что хотел взять за руку меня: рукопожатие оказалось довольно чувствительным, но я не поняла его Азбуку Морзе. Тогда он сказал:

— Тепло тебе, красавица? Потерпи с полчасика. Потом мороз ударит, мало не покажется.

Я пожала рукавицу в ответ: нам бы полчаса простоять, нам бы тридцать минут продержаться.

Кирилл сам закрыл за ненастоящим Морозом дверь, но настоящему ее собиралась открыть я сама.

— Ты мои сообщения читала в Вацапе? — обернулся от двери Кирилл, закрыв ее громко, как всегда. Как всегда давно, очень давно. Только движения его оставались до боли знакомыми.

Тридцать первое декабря, половина пятого вечера… Что он делает в моем доме? Нет, в своём…

— Я ничего не читала, — отчеканила я, до боли сводя лопатки.

Я даже не успела скинуть фартук для встречи Деда Мороза. Для Кирилла делать этого я уж точно не стану. Мне бы только незаметно вытереть о фартук вспотевшие руки.

— Хочешь прочитать? Или лучше на словах пересказать?

Это, типа, ты просил разрешение приехать?

Знает, гад, что я не пользуюсь Вацапом. Не экономлю на смсках! Вот и написал туда специально, чтобы иметь оправдание своему приходу. Молчание — ведь знак согласия. Ну, конечно! Все продумано.

Мой телефон остался на столе рядом с Гришиными подарками. Я сфотографировала Любу читающей Деду Морозу стихотворение. Сейчас, только возьму телефон в руки, сразу же отправлю Грише дочку в качестве спасибо.

— Четыре тарелки? Неужто меня ждала? — послышалось за спиной.

Квартира крохотная: из коридора и через мое плечо все видно как на ладони.

— Знаешь же, что не тебя, — выплюнула я, чуть не забрызгав слюной стол.

Обернувшись, встретилась с темным взглядом, а у Кирилла глаза ведь совсем голубые — он подарил их Любе.

— Хотел подарить подарок, дари, — отрезала я уже просто сухо. — И уходи.

— Я пришёл поговорить.

В его голосе не было злости, как не было и мягкости. Деловой тон. Будто сидим в юридической консультации. Спасибо — насиделась. Сегодня у меня Новый год в компании людей, с которыми мне хочется провести будущий. Ты в их число не входишь, так что вали!

— У меня нет времени с тобой разговаривать, — выбрала я почти что нейтральную формулировку.

Мне пришлось озвучить свое желание, потому что читать по моим глазам Каменцев отказывался.

— Я тебе четко сказала — все дела после Нового года.

Будем играть в гляделки? Так я глазом не моргну! У меня теперь есть, чем против тебя ходить.

— По мужикам шляться у тебя время есть!

Кирилл даже не подумал уменьшить громкость голоса — или наоборот даже повысил его. Впрочем, уши у меня и без того болели от знакомых звуков, которые больше не вписывались в мою жизнь. Мне хотелось, чтобы Кирилл исчез. Просто растворился в воздухе. Когда я подавала документы на лишение его родительских прав за полное невмешательство в воспитание дочери, я думала, так будет продолжаться вечно, но потом сама же открыла ему дверь. Дура! О чем я тогда думала? Хотела, чтобы у ребенка был папа, как у всех… Я не верила, что на эту роль найдется посторонний человек.

Меня трясло, меня колотило, как в крещенский мороз. Чего я боюсь? В отношениях с Каменцевым я уже прошла крещение огнем, мечом и всем, чем только можно… Мама права, но почему тогда у меня не на месте все, что только может быть: сердце вот-вот остановится, нервы лопнут… и вместе с ними барабанные перепонки!