Месть Лисьей долины - Марина Серова
Шрифт:
Интервал:
– Я намекал Борису, что младший Горенштейн нечист на руку. Тот отмахивался поначалу: «Кто, Аркашка? Не смешите, Соломон, он никогда бы на такое не решился!» Но, в конце концов, вник в проблему. Сказать, что Борис Станиславович был расстроен, это ничего не сказать. Он был потрясен. Да, он был жестким и авторитарным руководителем, успешно выбивал с поля конкурентов, случалось, кидал партнеров… но семья – это было для него святое! Мысль, что собственный брат, которого он вытащил из задрипанного НИИ…
Кацман в сердцах махнул рукой, опрокинул горшочек с орхидеей, расстроился и принялся старательно собирать грунт.
– То есть до отъезда Борис не успел переговорить с братом? – уточнила я.
– Ну почему же? – хмыкнул старик, водружая орхидею на полку. – Борис пообещал брату: «Я с тобой разберусь, растратчик хренов. Посмотрю, насколько сильно ты успел мне нагадить, тогда и решу, что с тобой, болваном, делать». Именно этими самыми словами Борис подписал себе смертный приговор!
Бухгалтеру понравилась собственная фраза, и он с удовольствием повторил:
– Да, смертный приговор.
– То есть незадолго до взрыва братья ссорились.
– Да что вы, деточка! Кишка тонка у Аркаши против брата. Скорее Борис говорил все, что думает, а младший молча слушал.
Старик стрельнул глазами поверх очков:
– Этот, с позволения сказать, разговор был не предназначен для моих ушей, я стал свидетелем чисто случайно. Разумеется, когда случился этот кошмарный взрыв, я подозревал, что Аркадий взорвал брата с женой – тот был безжалостен и никогда не простил бы предательства… но ведь доказательств у меня не было.
– То есть вы все знали, но никому ничего не сказали, – подвела я итог. И вдруг вспылила, вспомнив лица близняшек на похоронах дяди: – Как вы могли! А еще называли себя другом семьи!
Кацман поджал и без того тонкие губы.
– А какой в этом смысл, деточка? Бориса и Танечку это бы не воскресило. Было очень важно сохранить статус-кво.
– Статус-кво… А, вот вы о чем! Если бы Аркадия арестовали за убийство брата, компанию бы раздербанили очень быстро, – сообразила я. – И вам бы ничего не досталось. А так вы успели отщипнуть кусочек. Намекнули Аркадию, что все знаете, но готовы молчать. И вот живете на покое, орхидеи выращиваете.
Это был, что называется, удар под дых. Но Соломон снес его, не моргнув глазом.
– Вы меня в чем-то обвиняете, деточка? – Колючие глазки уставились на меня поверх очков. Старик снял с полки новую орхидею – на этот раз ядовито-розовую – и занялся ее обихаживанием.
– Ну что вы, Соломон Израилевич! Как я могу!
Я развела руками, демонстрируя мирные намерения. Не стоит ссориться со стариком – он далеко не так безобиден, как может показаться. Думаю, с тех времен, когда Соломон был правой рукой местного миллионера Бориса Горенштейна, старичок сохранил свое влияние. Наверняка у него связи в высших сферах, дурак он был, если бы не заручился поддержкой сильных мира сего. К тому же сейчас господин Кацман наверняка ненамного беднее своего бывшего работодателя. А деньги могут многое.
Даже не подумав взывать к совести, у людей такого калибра она хранится в сейфе с высокой степенью защиты и достается на свет нечасто, я решила воздействовать на сердце старика. В конце концов, Соломон Израилевич был уже немолод, ничто человеческое ему не чуждо, а к близнецам он, судя по всему, испытывает симпатию. Поэтому я пошла сразу с козырей:
– А о девочках вы подумали? Они выросли в доме убийцы их родителей!
– Только о девочках я и думаю все это время, – вздохнул старик. – Имейте в виду: если вы расскажете им правду, девочки молчать не станут. Особенно Валентина. Но если они сунутся в это змеиное гнездо, то проживут сиротки очень недолго.
Я внимательно слушала. Из беседы с умным человеком можно почерпнуть немало полезного. Кацман пожевал сухими старческим губами, страдальчески скривился и проговорил:
– Вы – посторонний человек, наемный работник. Зачем вам все это? Зачем вам правда?
Я молчала. Терпеть не могу риторических вопросов. Кацман понял, что ответа не дождется, тяжело вдохнул, с озабоченными видом потыкал в орхидею палочкой и щедро полил зеленой жидкостью. Затем бухгалтер поднял на меня взгляд, и я поразилась тому, насколько страдающими кажутся его выцветшие глаза. Старик тихо проговорил:
– Не забывайте, милая – весь этот кошмар случился потому, что один немолодой еврей захотел, чтобы восторжествовала правда.
Я потрясенно смотрела на старика. Тот стянул с рук резиновые перчатки, опустился в кресло, покопался в нагрудном кармане рубашки, извлек упаковку какого-то лекарства. Я присмотрелась – это был нитроглицерин. Соломон бросил крошечную белую таблетку под язык и закрыл глаза.
Какое-то время я ждала, что будет дальше. Но ничего интересного так и не дождалась. Соломон Израилевич на секунду приоткрыл левый глаз, обнаружил, что я никуда не делась и стою у стола. Бухгалтер сделал отстраняющий жест рукой, закрыл глаз и откинулся на спинку кресла. Последние слова престарелого бухгалтера были такими:
– Идите, деточка, вы меня расстроили.
Выйдя из дома Кацмана, я с удивлением обнаружила, что на улице темно. Сегодняшний день, полный странных событий и суеты, подошел к концу. Я уселась в «Фольксваген» и завела двигатель, чтобы прогреть. А пока я сидела, раздумывая, куда же мне ехать. Наверное, домой. Анна Горенштейн уволила меня, так что я свободна от всяческих обязательств перед этой удивительной семейкой.
Думаю, вот здесь я поставлю точку в своем самодеятельном расследовании. Соломон Кацман ясно дал мне понять, что так будет лучше для всех. Да, выяснила я, что Аркадий Горенштейн заказал собственного брата – и что? Кому лучше от этой правды? Точно уж не близнецам – каково будет девочкам, когда они узнают: их опекун, любящий дядя и есть убийца родителей. Реакцию Тины я боюсь даже представить себе…
Именно в этот момент мобильный телефон заелозил у меня в кармане.
– Охотникова, – привычно представилась я. Может быть, это звонит новый клиент? Человек, которому нужна моя защита?
Да, это оказался клиент, но вовсе не новый.
– Евгения? – Голос Тины Горенштейн был уверенным и властным. Поначалу я даже решила, что со мной говорит Анна. – Добрый вечер, это Валентина.
– Слушаю, – осторожно отозвалась я. Своенравная девчонка всего за несколько дней знакомства уже успела создать мне множество проблем. Во что юная миллионерша ввязалась в этот раз, боюсь даже подумать.
– Я хочу, чтобы вы немедленно вернулись, – произнесла Валентина таким тоном, каким дети говорят: «Хочу эту конфету!»
– Ваша тетя уволила меня, вы же видели, Тина.
– Мне плевать, что там сказала эта психопатка! – взвилась девушка. – Она уволила, а я вас нанимаю. Между прочим, я уже совершеннолетняя. Почему-то все об этом забывают. Мне уже два месяца как восемнадцать, и я имею право распоряжаться своей долей наследства!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!