Тихий омут - Найджел Маккрери

Поезд высадил его на Ливерпульской улице, и он воспользовался подземкой, чтобы перебраться на другую сторону реки, в Ротерхайд. Затычки в ушах оказались не столь эффективны, чтобы не пропускать постоянный грохот и рев поезда в туннелях, и ему пришлось постоянно сглатывать слюну, чтобы смывать появившийся во рту омерзительный вкус. В конце концов он сунул в рот мятную конфету, чтобы занять вкусовые рецепторы чем-нибудь еще.

В Ротерхайде он отправился по мощенным булыжником переулкам к старой знакомой таверне, примостившейся у самой Темзы. На первый взгляд она выглядела как любое из тысячи заведений в стиле «псевдо-тюдор», разбросанных по всей Англии, пока не приходило понимание, что она действительно относится к временам Тюдоров. С тех пор кое-что добавлено и убрано, но в отличие от окружающих зданий от нее веяло духом незыблемости.

Он прошел через узкую дверь и огляделся. Интерьер напоминал мешанину из трех или четырех помещений разного размера и на разных уровнях. Дом Макгинли сидел в углу, перед ним стояла наполовину опустошенная кружка «Гиннесса». Он поднял кружку, приветствуя Лэпсли, и сделал большой глоток.

— Пинту «Гиннесса» и пинту светлого, — обратился Лэпсли к бармену.

Когда он возвращался с пивом, Макгинли шел прочь от двери в сторону небольшого выхода из паба. Лэпсли двинулся за ним и оказался на коротком причале, вдающемся в Темзу футов на двадцать. Там повсюду стояли деревянные скамьи. Кроме них, на причале никого не было.

Макгинли тяжело плюхнулся на скамью. Лэпсли поставил кружку на столик перед ним, сел на жесткое деревянное сиденье и сделал глоток своего светлого. Оно в целом было безвкусным, потому он его и любил.

— Они нашли Дэйва Финнистера привязанным к столбам под этим причалом, — наконец проговорил Макгинли.

Лэпсли почувствовал, как у него во рту защипало от корнишонов, соленого лука и приправленного перцем овощного маринада, и быстро отпил еще пива, чтобы перебить вкус.

— Пятнадцать лет назад, — продолжал Макгинли. — Уже после вас. В обычные дни вода во время прилива не бывает слишком высокой. Они рассчитывали, что привяжут его там в качестве предостережения. Однако все дело в том, что прилив был высоким и он утонул. Они полагали, что он провисит там с неделю, пока это произойдет.

— А он не звал на помощь?

Макгинли покачал головой:

— Вероятно, пытался, но после того, что они сотворили с его языком, едва ли это у него могло получиться. Были денечки. — Он сделал большой глоток «Гиннесса». — Счастливые денечки.

Лэпсли посмотрел в густеющие сумерки. Солнце садилось где-то за центральной частью Лондона, и небо было расцвечено великолепными полосами алого, оранжевого и коричневато-малинового цветов. Свет отражался в маленькой серьге в мочке левого уха Макгинли. На мгновение Лэпсли подумалось о других больных синестезией, о тех, чьи ощущения переплетены не так, как у него, и которые видят цвет вместо вкусовых ощущений. Не испытывают ли они подобное? Не это ли означает восторги души и чувств?

— Я очень удивился, когда вы позвонили, — сказал Макгинли. — В конечном счете те несколько лет после того, как вы уехали из Килбурна, были чудесными, и мы не были тогда тем, что вы называете напарниками.

— Странно, но у меня не было никого ближе вас, — тихо проговорил Лэпсли.

— Верно… Вы ведь никогда не сближались с теми парнями, так? Никогда не ходили с ними выпивать.

— Не то что вы. Вы всегда покупали полицейским выпивку. А иногда машину. За хорошее отношение, полагаю.

По обеим сторонам причала теснились старые склады и новые жилые дома, их силуэты четко прорисовывались на фоне пастельного неба. По реке, горестно вздыхая, неуклюже шлепал буксир. Чайки с жестокими крючковатыми клювами качались на волнах, их глаза посверкивали.

— Грубо, мистер Лэпсли. Грубо. Я по-прежнему обладаю авторитетом до самого Килбурна.

— Но, насколько я понимаю, со времени моего отъезда, после того как вмешались станционные, потом турки, потом албанцы, а затем турки стакнулись со станционными, потом албанцы объединились с мальтийскими бандами в Сохо, все немного перепуталось. У вас, быть может, и есть немного авторитета, но территория уже не та. Что она сейчас собой представляет — пара улиц и какой-нибудь пустырь?

— Албанцы? Вы немного отстали от жизни. Сегодня в Лондоне и на юго-востоке насчитывается больше четырех сотен различных банд, и все они дерутся за клочки земли и клочки уважения. В прежние времена было максимум четыре или пять основных группировок. Теперь нужен компьютер, только чтобы не сбиться со счета.

— Ностальгируете по банде Крэя, да?

— Можете смеяться. Самые свежие — «мусульманские парни», они заявляют, что входят в Аль-Каиду, а на самом деле просто наживаются на страхе. И они опасны. Были времена, когда уважение нужно было зарабатывать. Теперь все, что нужно, — это нож или пистолет да готовность убить человека, которого никогда не встречал и о котором ничего не знаешь.

— Я сочувствую вам, Макгинли. Всем сердцем.

— Вы говорили, вам нужна помощь. Чем могу быть полезен?

— Что я должен буду сделать взамен?

Макгинли взглянул на Лэпсли поверх очков:

— Может, в один прекрасный день мне понадобится ответная услуга.

Лэпсли кивнул:

— О'кей… ПРЗ. Это отдел в министерстве юстиции. Знаете о таком?

— Не могу сказать, что знаю.

— Там работает человек по имени Гехерти. Он вступил на мою территорию и, похоже, может вмешаться в расследование убийства, которое я веду. Я хочу узнать о нем побольше.

Макгинли снова сделал долгий глоток из своей кружки.

— Я поспрашиваю. Дайте мне день-другой.

Лэпсли допил пиво и встал.

— Звоните мне из городского автомата, — сказал он. — Ходят слухи, что вы действуете как посредник между основными столичными бандами. Занялись криминальной дипломатией. Не удивлюсь, если ваш мобильник прослушивается.

Макгинли кивнул.

— Почему вы мне это сказали?

— Потому что это ответная услуга. Мне неприятно думать, что вы будете числить за мной должок. — Он прошел к двери в бар, потом оглянулся и посмотрел через Темзу. Она катила свои воды, похожая в подступающей темноте на смоляную ленту. — Я слышал, это вы привязали под причалом Дэйва Финнистера, — бросил он. — Это правда?

— Нет, мистер Лэпсли, — сказал Макгинли. — Но это я перед этим порезал его язык на полоски. И теперь в полной безопасности.

В следующую неделю Дэйзи и Сильвия дважды встречались за ленчем и один раз съездили в садоводческий центр возле Фринтона, чтобы Сильвия купила себе кое-какие бордюрные растения. Солнце светило с безоблачного синего неба, когда Сильвия осторожно пробиралась проселками в своем маленьком, но ухоженном «фиате». Дэйзи смотрела на проплывающие мимо поля. Высокие желтые цветы — похоже, только их здесь и выращивали, — покачивались на ветру. От заглушающего все запаха цветов, который втекал через окно, у Дэйзи кружилась голова.