И унесет тебя ветер - Жан-Марк Сувира

Полицейские молча покачали головой.

Себастьен Морен застегнул шлем, натянул перчатки и поехал с набережной Орфевр домой в Венсен. Стояла жара, но на мотоцикле, если поднять забрало шлема и ехать не останавливаясь, чтобы ветер бил в лицо и задувал под шлем, было очень приятно. Он проехал мимо Дворца правосудия и свернул направо на мост Менял. Вверх по Сене шел речной трамвайчик, битком набитый туристами, освещая всеми своими прожекторами фасады славных памятников архитектуры, выстроившихся вдоль реки. Морен смотрел, как огни трамвайчика «проползают» по фасаду зданий, где работает бригада охраны несовершеннолетних на набережной Жевр, а на другом берегу — по тыльной стороне Госпиталя.

Зажегся зеленый свет, и Морен сорвался с места. Машин было мало, дорога свободна, и у перекрестка перед мостом Сюлли он немного сбросил скорость. А надо было, очевидно, прибавить, чтобы побыстрей проскочить перекресток. С моста на огромной скорости вылетела большая машина, не останавливаясь на красный свет. Водитель набирал номер на мобильнике. Морен решил в последний момент взять влево и газануть. Но было поздно. Тяжелый автомобиль врезал мотоциклу по заднему колесу и бросил на дерево. Морен взлетел в воздух и приземлился на бордюре тротуара. Ноги тут же пронзила боль. Автомобиль помчался дальше по бульвару Генриха Четвертого.

В три часа ночи дежурный по штабу разбудил Мистраля. Тот ворочался в полудреме с неприятными сновидениями. Он снял трубку с сильно бьющимся сердцем, толком не понимая, сон это или явь.

— Простите, что пришлось вас будить. Морен попал в аварию на мотоцикле, он лежит в Сальпетриер с переломом обеих ног и ушибами по всему телу.

Слова Мистраль понимал, но с мыслями собраться никак не мог.

— Опасность велика?

— Ему все-таки сильно повезло. Ничего особенно страшного, но увидим мы его не скоро. Тот, кто его сбил, не остановился, ночные патрульные бригады оповещены.

— Когда можно будет прийти в больницу?

— Врачи говорят, после обеда, не раньше.

Мистраль лег обратно. Клара расслышала слова «Опасность велика?» и спросила, что случилось. Мистраль рассказал. Она не поняла ровным счетом ничего, но переспрашивать не стала: Людовик уже опять засыпал.

Вторник, 12 августа 2003 года.

Невеселой в то утро, после происшествия с Себастьеном Мореном, была обстановка в сыскной бригаде.

— О машине, которая саданула Морена, данных мало, — сообщил Мистраль своим сотрудникам, собравшимся в его кабинете. — Я читал протоколы ночных патрульных. Свидетелей мало, и даже марку автомобиля они называют по-разному — неплохо для начала! Один считает, что это был коричневый универсал «вольво», другой клянется, что видел синий минивэн «крайслер», еще несколько человек марку не заметили. Впрочем, у автомобиля разбита фара, патрульные подобрали все осколки, какие нашлись. Если немного повезет, можно будет сложить стекло и определить, что за машина. Мотоцикл Морена у нас в центральном гараже, там исследуют повреждения, возможно, частицы посторонней краски и тому подобное.

— Что слышно о Себастьене?

— Утром я звонил в больничку и почуял, что напряжение там зашкаливает, но регистратура все-таки соединила меня с отделением, где лежит Морен, — ответил Кальдрон. — Удалось пару минут поговорить с санитаркой на этаже. Жизненно важные органы не пострадали. Самая серьезная из травм — перелом обеих ног. Болит, видимо, везде, но это при таких ударах всегда бывает. Посещение разрешено после четырнадцати часов.

— Я бы хотел взглянуть на дело, — подал голос Дальмат. — Не потому, что не доверяю коллегам, которые это начали, но пострадавший мой подчиненный, так что, по-моему, так будет лучше.

— Да, Поль, конечно. Да и Морену будет легче на душе, когда узнает, что его товарищи по отряду в курсе, — не задумываясь ответил Мистраль и обратился ко всем остальным: — После обеда мы с Полем поедем в больницу. Всем не надо — это ему утомительно. Понемногу все у него побываете. Если за то время, пока мы там будем, случится что-нибудь важное, сообщите коротко Венсану и напишите мне на мобильник.

Захид Хан и Гафиз Джаабар, два молодых пакистанца, доедали в крохотном ресторанчике в Десятом округе свой обычный обед: кусок курицы, рис и чай. Проверять кухню на чистоту там не стоило. Еду приносили в пластиковых тарелках и стаканчиках, с гнутыми алюминиевыми вилками и ложками. Ботинки прилипали к жирному полу, а если бумажная салфетка падала на пол, только очень смелый человек мог поднять ее и воспользоваться.

У Захида и Гафиза в этой забегаловке, куда ходили и другие их земляки-пакистанцы, были свои привычки. В полдень и вечером они там ели, а лечь спать старались как можно позже: курили, пили чай, разговаривали или смотрели телик, если по нему шел футбол. Они были нелегальными рабочими, каждый имел драгоценное орудие труда: двухколесную тачку с ручками, в несколько слоев обмотанными изолентой, чтобы не натирать ладони. На этих тачках они возили большие коробки с одеждой, фруктами или другой продукцией — что велит хозяин, нанимающий их на день. Спали они вшестером в тринадцатиметровой каморке без воды, которую снимали вскладчину у богатого соотечественника. Нечистые сортиры и крохотный умывальник находились во дворе большого грязного дома, который грозил обвалиться жильцам прямо на голову. Попить воды только там и можно было.