Семейная хроника - Нина Осмоловская

В раздевалке, где всем выдавали одинаковые арестантские одежды, висело зеркало. Ольга взглянула на себя и отпрянула, на неё смотрела старая, седая женщина, с провалившимися глазами, со следами кровоподтеков на лице, большая часть зубов была выбита. Она вдруг подумала: а сколько же ей лет? Казалось, что не пятьдесят семь, а сто семь. Она будто за эту неделю прожила сто жизней. Увидела столько горя, сколько не видела за всю свою прежнюю жизнь. Её старые проблемы показались ей просто смешными по сравнению с тем, что случилось с ней теперь.

Всех переодели, выдали телогрейки, сапоги, теплые косынки и вывели на улицу. За воротами тюрьмы их ждали грузовые крытые автомобили. Вызывали пофамильно, сажали в машину и, когда автомобиль заполнялся, вызывали следующих. На улице зимний день клонился к закату. Только над крышами домов светилась розовая полоска солнца. Снег искрился и розовел в его лучах. Ольга будто в последний раз видела и этот снег, и этот город. От белизны и красоты слезились глаза. Но она смотрела, смотрела сквозь слезы, будто стараясь на всю жизнь запомнить этот день. Она прощалась со своим прошлым, с близкими. Нестерпимая тоска сжала сердце, предчувствие чего-то страшного, непоправимого охватило её. Словно жизнь уже закончилась, душа покинула её, а тело везут неизвестно куда. Она, Ольга Воропаева, пятидесятисемилетняя женщина, врач по профессии, исчезла из этой жизни, её больше не существует, а теперь есть только политзаключенная под номером двадцать семь ноль восемьдесят три, которой суд присудил двадцать пять лет заключения в лагере строгого режима. Получилось она сможет выйти на свободу только в восемьдесят два года. Зачем тогда жить эти двадцать пять лет? Зачем ей нужна будет свобода, когда она станет старой и беспомощной?..

Машины вдруг разом остановились. Женщинам приказали выходить по одной. Ольга легко спрыгнула с машины и огляделась. Они стояли на перроне одного из московских вокзалов. Было уже темно. Всех опять пересчитали и быстро погрузили в товарные вагоны. Поезд тронулся, протяжно завыл гудок машиниста, извещая о начале пути.

В вагоне все сидели прямо на полу. Кое-где валялась солома, грязные лохмотья. В каждом вагоне ехали солдаты из охраны, которые, напившись водки, развязно предлагали самым юным и красивым из заключённых свою любовь. Потом они уже и не предлагали, а просто хватали свою жертву и тянули её в угол вагона, где, не стесняясь никого, делали своё дело, вставали, отряхивались и пили дальше. Никто не роптал и не сопротивлялся. Все происходило в полной тишине, слышны были только пьяные окрики солдат, если жертва делала что-то не то или не так.

Ольга сидела, закрыв глаза. Было холодно. От этого физического холода стыла и душа, и мысли, словно льдинки, бились в голове. Только бы не озвереть самой от всего, только бы сохранить хоть частицу человечности! Сейчас это волновало больше всего. Кормили один раз в день и очень скудно. Удивительно, но есть не хотелось. Не хотелось и говорить, и что-то делать, чему-то противиться.

Через несколько дней пути поезд остановился на маленькой, запорошенной снегом станции. Ольга даже не знала, где они находятся. Только по скудной растительности и необозримым просторам и по тому морозу, что встретил их, она поняла, что их привезли куда-то на север. Станция была без названия, да и станцией это назвать было трудно. Никакого станционного здания не было и в помине. Стояла просто будка путевого обходчика, да рядом с ней была проложена санная колея.

Всем приказали выходить из вагонов. Женщины с трудом спрыгивали на землю. Многие от слабости и болезней уже не могли стоять или ходить. Других выносили на носилках и складывали в стороне. Ольга поняла, что их уже не повезут никуда. Вагон с женщинами чередовался с мужским. Все испуганно озирались по сторонам, не понимали, куда и зачем их привезли. Рядом с вагонами стояли крытые грузовики. Всех опять построили перед вагонами и провели перекличку. Она посмотрела на рядом стоящую женщину, и ей показалось, что она раньше где-то её видела. Ольга тихо спросила, кто она и откуда. Та только улыбнулась ей какой-то неземной улыбкой, и лишь по этой улыбке Ольга вспомнила, что это та самая «женщина в сером», которую она увидела впервые, войдя в общую камеру.

Их вновь погрузили в машины и теперь уже долго везли по тряской заснеженной дороге. Машины шли с трудом, часто буксовали. Мужчины выходили, толкали грузовик сзади, и караван снова отправлялся в путь. Мороз был столь силен, а их одежда настолько призрачна, что Ольге, как и всем, хотелось только одного: поскорее добраться куда-нибудь в тепло. Она задремала, ей снился красивый сон, что она дома, греется возле печки. Ей радостно и спокойно. В камине потрескивают дрова, и льется тихая, печальная музыка. Это Танюша играет на пианино, а может быть, и не Танюша, а она совсем молоденькая играет с маменькой в четыре руки Шопена.

Машины вдруг разом остановились. Она проснулась от резкого толчка. Вставать не хотелось. Хотелось лишь вот так сидеть и видеть сладкие сны. Всех высадили и повели в длинный барак, рубленный из огромных круглых бревен. Вокруг был лес. Стояла первозданная тишина. Слышался лишь лай собак.

Конвойные опять провели перекличку, пересчитали заключенных и повели в барак. Там было тепло и сухо. Пахло свежесрубленными досками. В центре огромной длинной комнаты стояла печка, в ней потрескивали дрова, рядом стоял стол, на котором дымился самовар. Женщины, обгоняя друг друга, бросились к печке. Обняли её со всех сторон, стараясь хоть как-то согреться. Другие протягивали руки к горячему самовару. Ольга стояла в стороне, радуясь тому, что наконец закончился долгий путь и можно немного согреться и отдохнуть. В жизни появилась какая-то определённость.

Их привели в женский барак. Там также была огромная комната, посреди которой стояла печка и большой стол, по краям в два ряда были нары. В одном бараке с Ольгой опять оказалась «женщина в сером». Её соседство успокаивало, она была словно родная. Всем раздали одеяла и приказали ложиться спать. Через мгновение в комнате не было ни одного человека, кто бы ни спал.

Утром Ольга вышла на крыльцо. Солнце ещё не поднималось, но на горизонте была полоска яркого неба. Она поняла, что находится за Северным полярным кругом, а сейчас полярная ночь. Вокруг были необозримые просторы земли, ей казалось, что она где-то на самом её краю. С другой стороны прямо к избам подступал высокий еловый лес. Ольга пошла вперёд. Не было видно никаких ограждений. Да и кому придёт в голову, бежать из такой глуши. Да и куда было бежать… Ольге вдруг стало страшно. А вдруг здесь пройдет вся её жизнь, и она уже никогда не увидит ни родных, ни близких людей. Она шла вперёд, пока грубый мужской голос не окликнул её: «Куда идешь, стерва? А ну, давай назад к бараку». Ольга нехотя вернулась.

Всех собрали за столом и объявили, что здесь им предстоит прожить двадцать пять лет, это место их ссылки. Находятся они на берегу Белого моря. Будут жить в деревнях у местных жителей, а работать на лесоповале. Кормить их будут один раз в день, во время работы, и только тех, кто будет работать. Убежать отсюда невозможно. В лесу полно диких зверей. А реки и море судоходны лишь летом. Переписка с близкими запрещена. Раз в неделю им надо являться сюда в пересылочный пункт и отмечаться у участкового.